Новый Мир ( № 7 2008)

Концепция внутренней логичности исторического процесса, которая выглядит столь монументальной, возникла относительно недавно, в ХVIII веке. Джамбаттиста Вико был, вероятно, первым, кто низвел царственный Логос с неба на землю, убеждая своих читателей в “сплошной логичности мира” и “разумности истории”. Наиболее развитую форму это воззрение получило у Гегеля: мировой дух “растворяется” в человечестве и уверенно ведет его к заранее поставленной цели, разумеется, благой; в своем стадиальном развитии оно проходит этапы, которые можно вычислить методами, близкими тем, что применяются в естественных науках. Философия Гегеля оказала мощное влияние на европейские умы и в той или иной мере сохраняла его, покуда дела шли не худо, то есть до Первой мировой войны24.

Ключевский опередил свое время, выступив против убеждения в разумности исторического процесса — убеждения, которого держался еще его учитель Соловьев. “История, — пишет Ключевский, — процесс не логический, а народно-психологический и <…> в нем основной предмет научного изучения — проявление сил и свойств человеческого духа, развиваемых общежитием”. Такие понятия, как “законы истории”, “связь причин и следствий”, согласно Ключевскому, взяты из других наук, из других порядков идей. “Законы возможны только в науках физических,естественных.Основа их причинность, категории необходимости. Явления человеческого общежития регулируются законом достаточного основания, допускающим ход дел и так, и этак, и по третьему, т. е.случайно(курсив автора— Ю. К.)”25. Следует, правда, оговориться, что приведенные высказывания Ключевского полемически заострены; в других своих текстах он не отрицает, что причинно-следственные связи играют существенную роль в истории. Существенную — но не главную. Свободный в своих действиях человек может порвать любую логическую цепочку, перечеркнуть любые ожидания. Но то, что выглядит как сочетание случайностей, может, в свою очередь, перечеркнуть любые его намерения.

Возьмите самое значительное событие ХХ века — Русскую революцию. Солженицын в “Красном колесе” проследил, с чего она началась. А началась она с того, что 26 февраля 1917 года унтер-офицер запасного Волынского полка Тимофей Кирпичников “устал” нести службу. Он-то и стал той “копеечной свечой”, от которой занялся великий пожар. (Кстати, обратил ли кто внимание, что начало великому пугачевскому бунту положил, собственно, не Пугачев, а некий казачий есаул по фамилии Кирпичников?)