Герой набоковского «Подвига» сошел ночью с поезда на французском полустанке, увидел огни среди темных холмов («вот кто-то их пересыпал из ладони в ладонь и положил в карман») и узнал в них детские воспоминания. Отыскав увиденный в ночи южный городок (названием Молиньяк), он устроился в батраки на местную ферму — прежде чем отправиться в последнее путешествие на север и сгинуть в советской России.
Однако если детских воспоминаний о железнодорожной поездке по югу Франции нет, подобное
dejа vuневозможно, как невозможно опознать что-либо знакомое в картинах, открывающихся при первом ночном путешествии через Бреннерский перевал в Альпах. Ночью гор нет. Горсти огней внизу, над ними — глубокая тьма, границы которой угадываются — неправдоподобно высоко — по появлению звезд на черном, почти южном небе. Вероятно, те же чувства охватывали здесь Фридриха Барбароссу, направлявшегося с походами в Италию, и многих других путников, веками пользовавшихся этим, самым низким перевалом через Центральные Альпы. Если ехать через Бреннер на север, у Инсбрука из предрассветной тьмы внезапно выступает каменная стена, заслоняя полнеба. Гряда гор необозрима, глазу не с чем ее сравнить, и оттого она кажется ненастоящей, сказочной. То же ощущение чрезмерности возникает на ночном пути от Зальцбурга на юг, через горный район Тауэрн. Здесь дорога гораздо выше, и ночью ее тяжело накрывают туманы. Когда начинает светать, туман рвется, и на изгибах трассы, текущей вокруг уходящих вверх хребтов, смутно угадываются исполинские, чудовищные тени, и уже нет ничего удивительного в старых сказках о великанах — тут их полно, присевших на корточки в сумраке и тумане, играющих в прятки.Последние часы перед рассветом на дороге тяжелы — тянет в сон, и здесь правильно не бороться с ним, а поддаться — ненадолго. Вот тут появляется лучшее, что есть в европейской дорожной жизни, — большие заправочные станции.