Новый Мир ( № 7 2012)

Не надо идти на компромиссы и останавливаться в придорожных зонах отдыха — там темно, нет кафе, ужасные туалеты и слишком много большегрузных машин. Надо дотянуть до того момента, когда вдали покажется светящийся жук заправки. О, это счастье измученного путника. Слипающимися глазами отыскать место на парковке, выключить двигатель, откинуть сиденье, блаженно вытянуться и закрыть глаза. Спустя полчаса, час или два вздрогнуть и очнуться — от первого луча солнца, хлопнувшей двери, взревевшего грузовика или просто от того, что рука затекла и в машине стало холодно. Обманчиво ощутить себя полностью выспавшимся и тихонько выйти наружу, стараясь не разбудить попутчиков. Едва не наступить на человека в спальном мешке, безмятежно растянувшегося прямо на земле подле соседней машины, и запоздало испугаться — как не задавил его в темноте два часа назад. Потом бегом — холодно, пар изо рта — отправиться в здание станции, зазывно сверкающей желтыми огнями.

Заказать кофе покрепче, в ожидании выбрать в магазинчике бутерброд в дорогу (огромный, с ветчиной, моцареллой и обилием рукколы), сесть с чашкой к столу у огромного окна, за которым — холмы с длинными утренними тенями, совершить экскурсию в туалет со сложными турникетами  и приборами, призванными обеспечить порядок и чистоту, выйти на улицу и постоять, вдыхая холодный дымный воздух, потом сесть в машину, протереть покрывшиеся утренней росой стекла и решительно разорвать тишину треском стартера.

Ничего этого нет в моей памяти о России и ее дорогах.

Легкость перемещения, переходящая в легкость жизни, поверхностное скольжение мимо миров и укладов, гладкость асфальта позволяют не расходовать силы на трение с шероховатостью чужой жизни и сосредоточиться на своей. Но разве это не антитеза российским дорогам и самосознанию? Их асфальт обломан по краям и врастает в землю обочин, в пыль и грязь. Российские дороги ведут не мимо чужой жизни, а сквозь нее, им чужды абстракции пунктов А и Б.

Полчаса от Москвы — и пожалуйста: дорогу обступают приземистые варварские постройки с косыми изгородями и слепыми окнами. Но страшная мысль о мертвой деревне уступает место еще более страшной — о том, что за грязными битыми стеклами может быть жизнь.

Безобразныеcountry house— достояние не одной только России. В Чехии, скажем, у большинства городских жителей есть участки, где они проводят лето, и убогие постройки на них именуютсяchata(«хата» — похуже) илиchalupa(«халупа» — получше). Но это подчеркнуто летнее, временное жилье.