Новый Мир ( № 8 2004)

простосердечьем и детскою жаждою чуда…

Кстати, как я, не такой уж добряк и простак.

Властный, как я, и, как я, вероятно, зануда

(как Водолей Водолею скажу я: муштра

дисциплинирует все-таки в этом шалмане…).

Что же нам делать? Мы, может быть, брат и сестра,

только меня в раннем детстве украли цыгане?

Слышу, как воздух толчется и ткется оплечь

легкий виссон… О, взаимное расположенье,

эти горячие токи, идущие встречь,

чувствую, как

                      и твои же все

                                          богослуженья.

Вижу тебя молодым, выступающим за

рамки глухого в то время имперского зданья…

Много чего повидали вот эти глаза

кроме крещенья, венчания и отпеванья.

Ты

           на двухтысячелетие

                                                     старше меня.

Знай, напишу еще, сборщица макулатуры,

малая искра — во славу большого огня

“Письма к пресвитеру” — памятник литературы.

Пусть остаются, пусть переживут разнобой;

может, избравшему это же предназначенье

станет поддержкой мое любованье тобой,

пусть примеряет к себе он мое восхищенье.

Редкие, как эта страсть, как сухая гроза,

не изронившая капельки ртам истомленным,

пусть остаются, пусть вспомнятся наши глаза:

эти зеленые к этим вот светло-зеленым.

20.III.2004.

 

                           *      *

                              *

Так вот оно что! Надо было хоть

                              предупреждать,

какой обладает он властью,

                              безмерный, желанный,

умеющий с легкостью

                               тайные мысли читать…

Да я у него еще щетки зубной

                               не оставила в ванной!

Сменился состав атмосферы,

                               я в ней теперь раздвоена:

с десертной тарелкой и рюмкой,

                               сползающей к вилке,

иду раз за разом к нему,

                               в тот же миг, что сижу у окна,

на почту служебную как

                               Робинзон на посланье в бутылке

смотрю… И, по воздуху

                               легкое тело неся,

скорее умру, чем спрошу:

                               что ж меня, как стихи-то, не ценишь?

Да, в эту подъемную силу

                               мной вгрохана вся

прошедшая жизнь...

                               Но уже ничего не изменишь.

24.III.2004.

 

                           *      *

                              *

Мне жаль тебя терять, мой пылкий бедный разум,

ну потерпи еще, сокровище мое.

У нас варьянтов нет, хотя воскресший Лазарь

массирует плечо и смотрит на питье…

…Какой калейдоскоп: с последним целованьем

Владыка; узость в старом кладбище — дорог;

даниловский отец Макарий со вниманьем

нанизывает мной засоленный груздок…

И бирюзовый шелк с отделкой чем-то белым,

но! грубый молоток, но! инфернальный гвоздь,

а дальше все пошло в воздушном блеске… Целым

семейством осокорье чудо вознеслось,

так тускло серебрясь немыслимой корою

топленого, под цвет, пожалуй, молока

на ближней из аллей в Даниловском… Свекровью

мне, в принципе, могла быть та, что далека

или близка от нас? Не чувствую, не слышу

ее, сцепившей птичьи лапки на груди…

Я вместе с теплым ветром волосы колышу

сынка ее, он в черном ступает впереди.

Учиться у него: он горем заморочен,