Новый Мир ( № 8 2006)

Я гуляла одна среди бела дня (буднего) в Серебряном бору. Шедшая навстречу женщина, видимо проверяя, гожусь ли я ей в спутницы, спросила:гуляете, а вы что, больная?Если кто гуляет, значит, больной, а если в церковь пошел, значит, стряслось что-то.

Когда я болею телом, то беру и сплю себе. Это мое самое главное лекарство. А при острых болезнях души, моя же душа болит когда горячей, а когда холодной болью, делаю такую штуку. Я разрезаю время на тонюсенькие промежутки, slice, как ветчину в супермаркете, день, час, минутку каждую, когда невозможно их прожить одним махом. И одолеваю каждый кусочек отдельно. С тоненьким кусочком боли проще справиться, легче что-нибудь против него выставить. Например, заглянувшее в комнату солнце или маленькую чашечку кофе, только нужно, чтоб она стояла на таком же маленьком блюдце. Я долго пила кофе из чашки без блюдца и не понимала, почему у меня день не залаживался, потом догадалась. А однажды, когда разрывалось сердце, а надо было идти, я, глядя себе под ноги, на которых были черные туфли, почувствовала, что часть моей боли исходит от этого черного цвета. Я почти всегда носила черную обувь, все туфли подходили к одной хорошей черной сумке, очень практично. Я остановилась, еще раз пригляделась к туфлям, точно, это от них, срочно надо купить вишневые, посочней, будет легче. Я легко нашла то, что хотела, для придания большей сочности они были еще и лакированными, надела, иду, будто под ноги смотрю, а сама — на туфли. С каждым шагом душа наполнялась спелыми вишнями. У меня есть такой пунктик, я терпеть не могу, когда обувь и верхняя одежда остаются на виду в прихожей, устраиваю так, чтоб был шкаф, куда б можно было все это убирать с глаз, но вишневые туфли я всегда оставляла посередине коврика. Потом купила еще розовые, а к ним розовую сумочку. Как фруктовое мороженое за семь копеек из детства. Уж на это мороженое у меня всегда хватало карманных денег! Это вам не пломбир за девятнадцать.