В нашем гастрономе время от времени ставят столик с бутылками того или иного пива, и две девочки в фирменных фартучках наливают желающим по неполному пластиковому стаканчику, заученно улыбаясь и призывая купить четыре бутылки, чтобы пятую получить бесплатно. Мимо столика пролегает дорога в винно-водочный отдел с разливом водки, пива и 72-го портвейна, и пьющие (большей частью одни и те же) уж не берут конфетку или кусочек лимона на закуску, но, выпив, подходят к фартучкам и запивают пивом. Кроме них откликаются на призыв попробовать “Волжанин” лишь разбитные бабушки — потому что бесплатно, и пьют с шуточками, выдающими смущение.
“— А водки, — княгиня спрашивает, — сколько ты любишь употреблять?
— Не могу знать, — говорит, — ваше сыятельство. Я ее еще досыта никогда не пил.
— Ну так тебе от меня положение будет три стакана в день пить; довольно это?
— Не могу знать, ваше сыятельство, а только я три стакана всегда могу пить.
— Ну и на здоровье.
— Всегда здоров буду, ваше сыятельство”.
(Николай Лесков, “Захудалый род”).
Арестованный молодой аристократ Александр Герцен получает в тюрьме наряду с домашними обедами “бутылку превосходного „Иоганнисберга”. <…> Рябенький квартальный отыскал мою бутылку и, обращаясь ко мне, просил позволения немного выпить. Досадно мне было; однако я сказал, что очень рад. Рюмки у меня не было. Изверг этот взял стакан, налил его до невозможной полноты и вылил его себе внутрь, не переводя дыхания; этот образ вливания спиртов и вин только существует у русских и у поляков; я во всей Европе не видал людей, которые бы пили
Крайне наблюдательный и сам пьющий Ал. Н. Толстой много пьяных подробностей навел в своих текстах, но бывало,
“Улита Никитишна. Смотри, не пьет ли?
Карп Карпыч. Опять ты все врешь! Кто нынче не пьет!
Улита Никитишна. То есть, ты спроси, во хмелю-то он каков?
Карп Карпыч. Ну, вот это дело!
Улита Никитишна. Потому другой смирный во хмелю, так это нужды нет, все равно что непьющий”.
(А. Н. Островский, “Не сошлись характерами”).