Новый Мир ( № 8 2007)

Дмитриев же — писатель профессиональный, мастеровитый, к тому же исполненный массы добродетелей, среди которых умение правильно выступать на телевизионных шоу и говорить исключительно благородные и политкорректные вещи — например, в программе Архангельского, где он частый гость. От него никогда не услышишь глупостей. Но никогда не услышишь и ничего неожиданного. Такова и проза. Но что бы ни написал Дмитриев — и тут ирония Ольшанского бьет в цель, — Немзер, конечно же, скажет, что это “гениально и ослепительно”.

Вот и рецензию на новый роман Дмитриева Андрей Немзер заканчивает, впадая в несвойственный ему пафос. “„Нашу длань к Твоей, Отец, / Простираем в бесконечность! / Нашим клятвам даруй вечность, / Наши клятвы — гимн сердец!” Расслышать сквозь грохот магнитофонов, писк мобильников, урчание иномарок, треск крушимой мебели, рев ливня, каскады матюгов, истеричное хихиканье на грани плача и подлинно мучительные стоны мелодию Шиллеровой оды, сохранить ее чистоту, гармонию и силу, построить на ней сверхплотный сегодняшний роман — это значит указать путь в волшебный край чудес, иначе — в Бухту Радости. Что Дмитриев и сделал”.

И куда деваются обычный немзеровский скепсис, трезвость и вкус, когда дело касается Дмитриева? Ну полно — какой там Шиллер! И насчет пути в “волшебный край чудес”, иначе “Бухту Радости”, пути, указанного Дмитриевым, — это критик что, всерьез? Не режет ухо лексика рекламного проспекта, приглашающего клиентов “в волшебный край чудес” чартерным рейсом по сходной цене? Не кажется, что словосочетание “бухта радости”, лишенное иронии, отдает дурновкусием?

На мой взгляд, повесть Дмитриева (пусть она и названа романом ввиду предстоящих букеровских номинаций, но по жанру — никакой не роман) — типичный образец журнальной прозы, с вялым сюжетом, с рефлектирующим героем— интеллигентом, переживающим кризис среднего возраста и потому нудно, а временами подчеркнуто благородно размышляющим о жизни, с многочисленными персонажами, среди которых есть и запоминающиеся. Ее можно прочесть, не испытав ни восторга, ни раздражения. Можно не читать — ущерб не велик.