— Еще не было случая, чтобы самый буйный больной не выставил свою руку. И тут санитары хватают ее, заводят за спину… А дальше связать его ничего не стоит…
И еще такой рассказ Ярмуша:
— Я привез пациентку в одну из московских психиатрических больниц. В приемном отделении было много народу, и нам пришлось долго ждать… Почему-то тут присутствовал один из обитателей заведения — маленький, худенький, очень пожилой человек. Судя по всему, шизофреник. Он ни на кого не обращал ни малейшего внимания и расхаживал по приемному покою — десять шагов вперед, столько же назад… И притом повторял, ни к кому не обращаясь:
— Все схвачено… За все заплачено… Нас не трогать… Меня и Анастаса Микояна — не трогать…
И опять:
— Все схвачено… За все заплачено…
И, как помним, Анастаса Микояна не тронули, он покоится на Новодевичьем кладбище.
В начале семидесятых я много времени проводил в Питере, мы с Алексеем Баталовым писали сценарий фильма “Игрок” — по роману Достоевского.
В ноябре семьдесят первого Иосиф Бродский лег в больницу, которая находилась в Сестрорецке. Помнится, я поехал его навестить.
Больница была советская, то есть жуткая. В палате, где находился мой приятель, было не менее двадцати коек. Около каждой из них — тумбочка, и почти на каждой стоял приемник “Спидола”.
Бродский мне жаловался, что звуки, которые издавали эти “транзисторы”, больше всего прочего ему досаждали. Рассказал он о таком своем поступке. Сучилось, что Иосиф остался в палате один, и тогда он включил все приемники и настроил их на волну Би-би-си… Это вызвало у прочих больных смущение и боязнь — советским людям не полагалось внимать “вражеским голосам”.
Я помню жалобы Бродского на советские радиопрограммы, которые ему приходилось слушать. Он говорил:
— С десяти утра до двенадцати поет Павел Лисициан, а кроме того, звучит такая музыка, у которой нет автора — ее никто не написал.
(Много лет спустя в его эссе “Меньше единицы” я обнаружил нечто сходное:
“…„легкая” журчащая музыка, никогда не имевшая автора и творимая самим усилителем”.)
Вот приехал я,
А со мной — свинья!
.....................
Буду вас пленять
И увеселять
Сотней каламбуров —
Я, Владимир Дуров.
Это покажется невероятным, но я впервые услышал эти, прямо сказать, дурацкие стишки из уст Ахматовой. Она вспоминала свое отрочество и тогдашние гастроли знаменитого циркового артиста.