Новый Мир ( № 8 2012)

Эпиграф из Рильке: «Красота есть начало ужаса». И роман оборачивается экспликацией этой мысли, с ее полным переворачиванием . В романе несколько «ключей». Ключ первый. Питер размышляет о бабочках, летящих на огонь и гибнущих в пламени, — вывод: бабочек влечет не сам огонь, а свет по другую его сторону. И значит, Питера влечет не красота, а то, что по другую ее сторону. Но в этом видится ему и губительность красоты, которая оказывается средством или… да — путеводителем. Это прямое прочтение эпиграфа из Рильке. Огонь (красота) заманивает.

Ключ второй. В галерее Питера художник выставляет полотна, плотно завернутые в бумагу. По предположению, бумага скрывает шедевры. (Иначе инсталляции не имели бы смысла.) Шедевры не нуждаются во взгляде, существуют для себя. Но вдруг на одном из объектов бумага порвалась, движимый любопытством Питер тянет за свисающий край и… обнаруживает заурядное подражательное полотно.

Это обратное прочтение эпиграфа. Роман — об ужасе после красоты: под эффектной, многообещающей, завораживающей поверхностью скрывается заурядность. И прекрасная Джоанна, первая любовь Питера, оказывается «среднестатистической американкой», и прекрасный мальчик Миззи — ничтожеством, бездарностью и шарлатаном. Питер ждет уже не света от красоты, а самообнаружения посредственности (или раз-облачения красоты). «Ночь начинается» (или «с началом ночи») — означает отсутствие света по другую сторону огня.

 

М а р и я  Р ы б а к о в а. Гнедич. Роман. М., «Время», 2011, 112 стр.

Сначала о «Русской премии». Замечательным было последнее награждение лауреатов. Почти всю церемонию продолжался напряженный сюжет. Страсти улеглись лишь под самый конец, перед награждением Юза Алешковского (крупная проза) — единственного, кого ожидали. Почти безвестный престарелый Илья Риссенберг «обошел» Алексея Петровича Цветкова (выкрики с места). Саша Соколов не попал в шорт (свист, топот, хлопки), а Мария Рыбакова с романом в стихах заняла первое место в номинации «малая проза»…

О Марии Рыбаковой. Помню, еще на пресс-конференции Дима Кузьмин произнес заранее заготовленную реплику: почему «проза», если это стихи. Меня больше удивляет: почему «малая», если это роман. Но вот, значит, такая книга: не роман, а роман… И не просто в стихах, а в верлибрах. Странный и очень печальный роман-фантазия на тему биографии Николая Гнедича. И верлибры эти в некоторых фрагментах тяготеют к русскому гекзаметру, или даже так: основаны на гекзаметре, что, по мысли автора, должно приблизить повествование к внутреннему ритму Гнедича, живущего Гомером и его эпохой.

В романе три главных персонажа: помимо Гнедича — Константин Батюшков, поэт и друг, и чухонка-служанка с эпическим и мифологическим именем Елена. И два контрастных пласта: литературный — друзей-поэтов — и простонародный. В каждом пласте — и своя любовь: Гнедич влюблен в актрису Семенову, чухонка — в самого Гнедича. (И насколько ж эта «вторая любовь» возвышеннее, напряженнее и бескорыстнее.) И тот и другая, каждый на свой лад (и своим языком), интерпретируют возлюбленных. И оба всегда ошибаются, а те — актриса, поэт — ускользают от понимания. И тут высокоумный Гнедич и его простодушная служанка совершенно равны.

Елена-служанка находит в корзине его юношеский роман и с братьями читает. («Простодушный читатель» — «над вымыслом слезами обольюсь» и т. д. — мечта любого писателя.) Роман — готический, авантюрный, мелодраматический и т. д., и вся читающая троица переживает перипетии сюжета как всамделишную реальность. Книга Марии Рыбаковой оборачивается повествованием о простодушной любви и простодушном чтении, что здесь почти сливается в одном желании .

Вообще герои Рыбаковой — в основном грезящие. (И чтение романа Гнедича  служанкой, как чтение им самим «Илиады», — погружение в сон.) Дружба-сон  поэтов. Возвышенная и простодушная, как пересказ служанкой Гнедичева романа. Одинокие, остро и тонко переживающие свою дружбу: Батюшков, постепенно сходящий с ума, и Гнедич, изуродованный болезнью. Урод и безумец, привязавшиеся друг к другу, — романтический сюжет. Роман Рыбаковой — книга стилизаций: три стилизованных мира — Гнедича, Батюшкова и безвестной чухонки — параллельные, независимые и вступающие в постоянный диалог друг с другом: перекликаются, контрастируют, соседствуют.

Д м и т р и й  С т р о ц е в. Газета. Стихотворения. Предисловие Андрея Анпилова. М., «Новое литературное обозрение», 2012, 168 стр. («Новая поэзия»).

Новый старый Строцев. Прежнее, несколько нарочитое простодушие и захватывающая заговаривающая экстатичность куда-то делись. Суше, строже, бесстрастнее. И безрадостней. И это понятно: надо же что-то делать и как-то быть с нахлынувшей «газетной» действительностью (верно, еще не существовало сборника стихов с подобным названием — «газета») — с бомжами, алкашами, проститутками, с невинно убиенными и безвинно убивающими, да и с собственным внутренним стариком, которого то берешь на руки, то пытаешься согреть — напрасно.