Новый Мир ( № 8 2012)

Продолжая разговор о популярных жанрах и их роли в становлении национальной культуры[31], обратимся к третьему киту масслита — фантастике. Жанр этот обособился и сформировался не так давно: конечно, в эпоху романтизма понятие «фантастическое» уже использовалось широко, но осознавалось прежде всего как инструментарий. Эдгар По не писал ни «научную фантастику», ни «детективные новеллы» — все это была «романтическая проза». И даже Жюль Верн недаром выпускал под общим заголовком «Необыкновенные путешествия» романы, по сегодняшним меркам вполне фантастические («С Земли на Луну») и просто приключенческие («Пятнадцатилетний капитан»). А возникновение фантастики как жанра, теоретически осмысленного и отличного от прочих, относится уже к самому концу XIX века и связано прежде всего с именем Герберта Уэллса. Изображение мира и человека, решение самых абстрактных и самых конкретных проблем с помощью элементанеобычайного— в этих рамках фантастика существует и по сей день. За столетие под «зонтичным брендом» успело возникнуть большое (суб)жанровое разнообразие со своими целями, задачами и поэтиками: очевидно, что НФ и фэнтези, хоррор и альтернативная история могут быть объединены разве что самыми общими принципами построения текста. Но эти-то общие, основополагающие принципы как раз и обусловливают социальную роль жанра.

Мы уже говорили, что смысл детектива — в утверждении общепринятой моральной нормы; фантастика в этом плане — его антипод. Она проверяет все существующие нормы (от этических до цивилизационных) на прочность, рассматривает их варианты и альтернативы, моделирует перспективы их изменений. Ничто существующее не принимается как данность (что, конечно, не отменяет глубинную идеологичность фантастики: позитивизм Лема или католичество Толкиена суть краеугольные камни, на которых построены огромные здания).