Новый Мир ( № 8 2012)

Конечно, современная западная НФ работает и с гуманитарными науками — антропологией, культурологией и социологией. Однако наши НФщики, как, впрочем, и их российские коллеги — за исключением Юлии Латыниной с ее «Вейским циклом», — блистательно игнорируют современную проблематику гуманитаристики. Читательский интерес к проблемам гуманитарных наук велик (см. нашу колонку в № 2 за этот год), однако с его удовлетворением худо-бедно справляется вездесущее фэнтези. Пример Урсулы Ле Гуин показывает, что культурная антропология «работает» и в мирах НФ («Левая рука тьмы»), и в мирах фэнтези («Волшебник Земноморья»), и в исторической прозе («Лавиния»).

Заканчивая наш беглый обзор, вернемся к исходному вопросу: почему судьбы фантастики и детектива складываются в современной украинской литературе настолько по-разному?

Массовая культура не генерирует, но фиксирует и транслирует общественные ценности, являясь средством социализации. Относительное разнообразие украинской фантастики по сравнению с детективом показывает, что ценностная система в условном мире работает, но в реальном (данном нам в ощущениях) — нет.

И еще одно: для фантастики не так критично отсутствие героя, в ней иные отношения микро- и макрокосма, индивида и мира. В классическом детективе, как мы показали ранее, носителями этической нормы становятся один-два человека (Холмс и Ватсон), в фантастике же — не один человек, а хор: это пространство для дискуссий и диалога о ценностях.

Поэтому фантастика, в отличие от детектива, не сталкивается с препятствиями, в принципе непреодолимыми для массовой культуры, и теоретически может у нас существовать. Тем более что она очень нужна. Мы находимся на этапе выработки конвенциональных ценностей, и именно фантастика — этот великолепный ифантастическичуткий индикатор — показывает, какие именно ценности востребованы. «Сучукрлит» пишут и читают, чтобы разобраться с реальностью: нынешней, которая раздражает, или с еще более травматичным прошлым.

Плачевное состояние детектива ставит неутешительный диагноз текущей социально-политической реальности; зато предметное рассмотрение украинского сегмента фантастики внушает осторожный оптимизм, потому что характеризует умонастроения в обществе. Отечественная фантастика с ее национально-специфичными страхами и ожиданиями все же привлекательна уже тем, что формирует национальную повестку, а не постимперскую, не демонстрируя симптомов невроза, обильно питающего российскую трэш-литературу, — комплекса утраченного величия.