за миг до смерти или сразу после, o:p/
снуют, сбиваясь, преданные слуги o:p/
(хозяевами преданные) — мысли o:p/
о том, к кому уже не прикоснуться. o:p/
Тебя так нет, что я сейчас не знаю, o:p/
кого из нас двоих считать не бывшим: o:p/
тебя не вижу и себя не помню. o:p/
o:p /o:p
sub o:p /o:p /sub
sub * * o:p/ /sub
sub * /sub o:p/
o:p /o:p
Все умерли. А те, кто вместо них, o:p/
не очень знают, как им поступить o:p/
с пропажей, номерами накладных, o:p/
шрифтами, урожаем и жильём. o:p/
o:p /o:p
Дворцы стоят рядами сундуков, o:p/
пылятся лодки, падают — пропасть — o:p/
орехи в мох, и мы себя живём. o:p/
И чиним снасть. o:p/
o:p /o:p
И врём, и врём, и врём себя, o:p/
самим o:p/
себе, и снова врём на свет o:p/
лица напротив. Пламенеет стол, парит обед. o:p/
Муж, девочка, жена, подросток, соль, o:p/
сын, перец, дочь передаёт прибор. o:p/
Погоны книг в шкафу. Ребёнок в пол o:p/
глядит, вслед исчезая. o:p/
Смех. Аэрозоль. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
sub * * o:p/ /sub
sub * /sub o:p/
o:p /o:p
Стало темно, и если бы не плащей o:p/
Крупные пуговицы в углу, o:p/
Ночь показалась мне слепотой. o:p/
Кто мы вне отблесков и вещей, o:p/
Хаоса льнущего? Ночь на слух, o:p/
Вкус и запах и с этой, где я, стороны, и с той, o:p/
Где не светит проснуться, совсем как воск. o:p/
o:p /o:p
Утром воскреснет мозг, o:p/
Залоснятся стульев края, сиять, o:p/
Морщиться, виснуть, сереть, стоять o:p/
Примутся все как один, остыв, o:p/
Заполняя пустоты. А ту, где ты, o:p/
Комнату, окнами в холм, o:p/
И ту, где сейчас не сплю, o:p/
Жизнь забудет одним рывком, o:p/
Утро засветит одним «люблю». o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
sub * * o:p/ /sub
sub * o:p/ /sub
o:p /o:p
Я вспоминаю то, что мимо нас жило, скользило, проплывало, пугало, неожиданно приснясь, разламывалось, блекло, остывало, o:p/
и то, что, тихо нам принадлежа, — зверинец мебели, похожей на курятник библиотеки ветхая душа, одежда, утварь — нас, неаккуратных, o:p/
терпело, и повернутые к нам портреты, и отпрянувшие двери, o:p/
мигающую в сумерках окна Москву, и дыма траурные перья над фабрикой, o:p/
за парком Октября, — o:p/
o:p /o:p
всё-всё, что нам потворствовало зря, и той любви — неправильной,
кромешной. o:p/
o:p /o:p
Так, cлепок, отлегая от лица, сильней напоминает мертвеца (зияя им), чем сам он, неизбежный. o:p/
o:p /o:p
6.10.2009 o:p/
o:p /o:p
sub o:p /o:p /sub
sub o:p /o:p /sub
sub o:p /o:p /sub
sub * * o:p/ /sub
sub * /sub o:p/
o:p /o:p
Яблоки благоухают в траве, сушатся на столах, o:p/
Остаются на дне компота и жаркого дня. o:p/
Дом наш словно корабль в горах, o:p/
Пенный облунок — над. o:p/
И ещё летает, но реже и реже, мяч o:p/
За сараем, и вечер, особенно по краям o:p/
Неба, реки и веранды ещё слепящ, o:p/
И комары, трепеща, приникают к нам, o:p/
Но уже унесён творог и ребёнок — в другой руке, o:p/
И посуда тонет в раковине, скрипя, o:p/
И сердцевины яблок ежам достаются, и молча стоят в реке o:p/
Толпы неба, выше самих себя. o:p/
: Науйокс Марина Марковна родилась
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
Почему средневековая лирика так трогает нас, не раздражая своей наивностью, прямолинейностью и зачастую неумелой рифмовкой? Вероятно потому, что дает ощущение присутствия при рождении европейской поэзии. o:p/
…Христианская Европа только что очнулась от непрерывных войн, голода и эпидемий. Кончился сон разума на обломках Римской империи, и люди с изумлением разглядывали окружающий мир и друг друга. o:p/