То, что из него, как и из прочих студентов факультета международных отношений, будут готовить дипломата, преподаватели заявили сразу, но дошло это до него лишь курсу к четвертому, когда слово «работа» внезапно перестало быть абстрактным понятием и вполне различимо замелькало на горизонте. И когда Л. Ничюс задумался, какая же доля ему выпадет, стало очевидно: дипломатическая. Более конкретно он сам понять не мог. «Отработаем пару лет в МИДе, а потом назначат нас атташе куда-нибудь в посольство России в Белизе», — так ему ответили одногруппницы о перспективах дипработы. «А зачем мы учим литовский?» — удивился герой нашей повести. «Ну, значит, отправят нас переводчиками в посольство Литвы в Белизе». Но поверить в такое даже наивный Л. Ничюс не мог. Не мог он также представить, что первой же осенью после защиты диплома будет действительно зван на работу в литовское посольство, но в Москве. Не мог — но пришлось. Хорошие переводчики, тем более полиглоты, всегда нужны. o:p/
Когда же Л. Ничюс понял, что для получения должности, пусть и мелкой, он вновь ничего особо не сделал, просто научился вовремя переходить с языка на язык, накатила настоящая депрессия. Выходило так, что все, чего он достиг — получил диплом, устроился на службу, — случилось благодаря родителям. Они просто-напросто держались корней, не забывали родной язык и приучили к тому же сына. Они поступили правильно и достойно. А Л. Ничюс? Велико ли достижение — плыть таким образом по течению? Терзался он так сильно, что однажды поделился сомнениями с родителями, что делал отнюдь не всегда. Мама, традиционно чуть более резкая и порывистая, чем отец, сказала без обиняков: «Увольняйся, ищи новую работу». Арвидас же не спешил. Он предложил сыну посидеть на кухне за вечерне-ночным чаем. Л. Ничюса он понимал — но не эмпирически, а просто сумел поставить себя на его место. Разговор получился долгим и полезным — отец и сын многое узнали друг о друге. Арвидас вспоминал себя двадцатидвухлетней давности. Наш полиглот впервые подробно рассказал о неисчислимых неловких ситуациях, в которые он попадал из-за своей национальности. Они смеялись и подшучивали друг над другом. В итоге отец произнес следующее: «У тебя не самая типичная история. Так было и так будет дальше. Тебе надо смириться с тем, что не все твои действия будут нравиться в первую очередь тебе самому. Нельзя всегда быть эталоном, нельзя всегда быть собою довольным. Иногда надо принимать свою неправоту или нетипичность. Но и отступать нельзя. Я не хочу, чтобы ты увольнялся сейчас. Ведь причины-то нет». Это помогло. o:p/
Вначале Л. Ничюс работал, как и предсказывали одногруппницы, на мелкой должности, но не атташе (для дипломатической карьеры в посольстве Литвы он обладал неподходящим гражданством — российским), а простым переводчиком, полезным, но от которого мало что зависело. Однако понемногу его положение на службе укреплялось. Он стал помощником советника, затем — помощником же, но первого секретаря. Л. Ничюсом заинтересовались — кто он, откуда, где учился, с кем живет. И это-то ладно, но все хотели знать, что он думает о всяком-разном. И если экзаменоподобные расспросы о спорте, погоде, книгах и просто о жизни наш испытуемый выдержал более-менее успешно, то когда речь зашла о политике, он потерпел фиаско. Поначалу он отнекивался, говоря, что ему все это не нужно. Что, разумеется, не прокатило. Л. Ничюсу пришлось высказываться о ситуации в России. Его суждения выслушали хоть и с постными физиономиями, но в целом дали понять, что на троечку с плюсом он наотвечал. А потом приступили к Главному — вопросу об «оккупации», компенсациях и прочем. o:p/
«Я не могу ничего сказать вам. У меня нет мнения», — честно признался Л. Ничюс. «Как так?» — изумились его собеседники, по совместительству начальники. «Я литовец, но родился и всю жизнь живу в Москве. Какой позиции я должен, по-вашему мнению, придерживаться?» — «Позиция — это ваше личное дело. Но она должна у вас быть», — отрезали собеседники. «А если ее правда нет?» — «Рекомендуем выработать, — последовал снисходительный ответ. — Вы же читали все нормативные документы?» — «Ну да, начиная с результатов референдума 1992 года...» — «Вот и славно! Не останавливайтесь, думайте, анализируйте!» Л. Ничюс, предельно расстроенный, понял, что увильнуть вряд ли получится. o:p/