Новый Мир ( № 8 2013)

На первых порах в Израиле его многое изумляло. Потом начало слегка бесить. А потом он привык и перестал обращать внимание на то, что его раздражало. Поведение людей, обычаи, праздники, движение транспорта, погода... А еще дела бумажные — Л. Ничюсу и Эстер сильно не повезло.  В отделении, куда они отнесли свои документы, работали строгие и непреклонные люди, они не только под микроскопом изучали каждую бумажку (чего ж еще ожидать), но и устроили молодоженам собеседование по отдельности. И если Эсти это не сильно напрягло — ей-то что, говори правду — и все, то наш потенциальный израильтянин волновался до чрезвычайности. Он не только боялся не ответить на какой-то вопрос (спросят, кем работала Эсти пятнадцать лет назад, — что он ответит?) или что-то не понять, но и в целом не знал, чего ждать от процедуры. Но все прошло довольно буднично. Его спросили о дате знакомства с Эсти (хорошо хоть не поинтересовались обстоятельствами), о родителях, о работе в Москве и об источнике владения языками. В заключение женщина, проводившая разговор, сняла очки и посмотрела ему в глаза. «Госпожа Бернштейн старше вас на тринадцать лет. Это не самая типичная ситуация. Будь вы оба гражданами Израиля, никому бы до вас дела не было. А так мы вынуждены уточнить, нет ли у вас намерения через фиктивный брак получить гражданство». Л. Ничюс, чаще всего спокойный и даже флегматичный, аж покраснел от злости. «Я не знаю, как вам доказать, что я ее люблю. Вы можете установить в нашем доме...» Он не знал слово «видеокамера» на иврите, поэтому заменил его «наблюдением». Впрочем, на чиновницу эти слова желаемого впечатления не произвели. Она, нисколько не смутившись и не извинившись за бестактность, сказала, когда им нужно будет явиться снова, и отпустила Л. Ничюса восвояси. o:p/

Месяца через три после приезда он сменил визу «Б2», самую обычную, на «Б1» — полугодовую туристическую, которая, однако, давала право на работу. Затем Л. Ничюсу следовало прожить четыре года с визой «А5» — иными словами, с временным видом на жительство. По истечении каждого года ему с Эстер предстояли визиты в министерство с толстенной пачкой документов, подтверждающих, что супружеская пара действительно живет вместе и в Израиле. Постоянное пребывание в другой стране исключалось — допускались только краткие поездки. Далее запрос на ежегодное продление вида на жительство рассматривался (разумеется, в индивидуальном порядке) и удовлетворялся. Лет через пять Л. Ничюсу, при идеальном поведении, вполне светило гражданство. Он твердо решил, что получит новый паспорт. o:p/

Меж тем виза «Б1», разрешающая работу, оказалась палкой о двух концах. Формально трудиться в Израиле Л. Ничюс уже мог. Но даже при неплохом знании языка его мало куда соглашались взять. Он-то по наивности думал, что главное — идеально говорить на иврите, к чему он стремился изо всех сил. Но внезапно выяснилось, что Израиль, молодая страна, в языковом вопросе была предельно либеральной. Его окружали бывшие украинцы, эфиопы, узбеки, поляки, и все говорили на иврите по-своему, со своими ошибками и особенностями. Конечно, в школах и университетах преподавали на блестящем иврите. Но даже в присутственных местах, куда герою нашей повести регулярно приходилось являться, его почти музыкальное ухо постоянно ловило ошибки и недочеты. Для хорошей же работы требовались хорошие документы. А кто возьмет на службу туриста? Он же уедет в любой момент — и все. o:p/

Однако до получения позволяющей работать визы оставалось три месяца, и их хотелось потратить с пользой. Вечером и ночью он занимался Эсти, да и утром тоже — готовил для нее завтрак и провожал до машины. Ее это очень забавляло и умиляло. А далее начиналось свободное время. Первые дни он сидел дома и учил слова, как будто и не уезжал из Москвы. Но довольно быстро понял, что зубрить, находясь в естественной среде, неправильно. Поэтому он выходил на улицу и куда-нибудь шел. Изучал разные дороги, хотя чаще всего оказывался в центре. По дороге обязательно заходил в магазины, публичные учреждения, закусочные типа «Макдоналдса», где можно постоять незамеченным, и слушал, слушал. Пару раз в неделю позволял себе чашку кофе или чая где-нибудь на площади Дизенгофф, и там тоже ловил язык. На его удочку попадались не только слова и фразеологизмы (не всегда понятные), но и жесты, интонации, выражения лиц. Раньше, изучая языки, он никогда не задумывался о таком. В самом деле, зачем ему, в совершенстве знающему, к примеру, литовский, наблюдать за латышами? Достаточно, что он может своими словами выразить все, что надо. Врожденная способность имитировать произношение любого европейского языка избавляла от лишних хлопот. Сейчас же все было иначе. Он желал стать не только гражданином другой страны, но и ее настоящим жителем. o:p/