Новый Мир ( № 8 2013)

Собеседница остренько посмотрела на него. «Я не буду говорить. Мне кажется, что вы добрый человек. Не хочу вас расстраивать». Л. Ничюс, конечно же, ничего не понял и оставил последнюю реплику без комментария. Пожал плечами и отхлебнул полуостывший чай. «Можно, я вам задам очень грубый, но приличный вопрос?» — продолжила она. Он кивнул. «Вы не ничтожество?» — «Э-э...» — «Представьте, что вы в безвыходной ситуации. Что вы сделаете?» — «Зависит от ситуации...» — «Ну представьте, что вы прыгнули с парашютом, а он у вас раскрылся, но как-то наполовину. Что вы сделаете, пока не грохнетесь?» — «Посмотрю, нет ли возможности упасть в воду», — брякнул Л. Ничюс. — «И если есть, то?..» — «Буду дергать стропы, чтобы дотянуть до воды». Внезапно девушка крепко сжала его левую ладонь двумя своими. «Не знаю почему, но я так рада, что вы не ничтожество. Простите меня, если я вас обидела. Но иначе не скажешь. Вокруг столько ничтожеств... Везде! Я сегодня такого дурака видела...  А мне очень надо знать, что есть еще и другие, ну, как вы...» Герой нашей повести растерялся вконец. Хотел что-то сказать, но ничего умного не придумалось. Еще через минуту объявили посадку на Вильнюс. «А оставьте ваш телефон? Оба вернемся — созвонимся?» — предложил он. Она покачала головой. «Я не из Москвы». — «Понятно...» — протянул наш недотепа, не сообразив уточнить, откуда же она, и что номер телефона можно взять в любом случае. «Пожалуйста, не будьте им. Дергайте стропы, покуда они не порвались. До свидания...» — «До свидания... Будьте здоровы!» Пожал ее руку, крепкую, но влажную. Она грустно улыбнулась. Он, не оглядываясь, побрел к своему выходу. Лишь сидя в кресле понял, что не спросил хотя бы, как ее зовут... И весь полет собирал расползшиеся мысли. Он, кажется, понял, что имела в виду странная девушка, но теперь пытался оценить свою жизнь, всегда ли он поступал так, как задекларировал. До самого выхода из здания с теремочной крышей, на котором красовались большущие буквы «Oro uostas airport» [10] , он думал о своей странной собеседнице. Потом его встретили родственники на машине, и он напрочь забыл об этой встрече. В следующий раз, вылетая из Домодедово, Л. Ничюс о ней и не подумал. А сейчас, наоборот, — вспомнил почти все. И снова, как в самолете до Вильнюса, забарахтался в размышлениях. В этот раз, впрочем, он больше думал о самой девушке, чем о ее словах. Она ему внешне совсем не понравилась — слишком худая, истерзанная какая-то, как показалось, совсем обессилевшая. Наверное, ее замучила дорога до Москвы (откуда?) и долгое ожидание самолета. Но похудеть-то так она не могла за сутки... Впрочем, это несущественно. Он очень сожалел, что им вряд ли суждено снова свидеться. Никогда ранее Л. Ничюс не сокрушался, что у него нет сестры или брата (мысли об этом, несомненно, изредка посещают каждого, кто рос единственным ребенком в семье). Пример литовских кузин и кузенов, вечно раздраженных и любивших друг друга из года в год все меньше, маячил перед глазами всю жизнь. Неудивительно, что, находясь так далеко и обособленно от московской родни, они месяцами не вспоминали героя нашей повести, поэтому он и не считал их настоящими братьями и сестрами. Сейчас же он предположил, что давняя исхудалая незнакомая знакомка стала бы ему идеальной сестрой. Фактически потеряв родителей, Л. Ничюс затосковал по необретенному родному человеку. Уж она-то точно не гнобила бы его... o:p/

Как будто почувствовав его настроение, Эсти прислала сообщение: «Самолет не задерживается?». Мост между неуместным прошлым, несуществующим настоящим и рискованным будущим был перекинут. Осталось лишь по нему пройти. Л. Ничюс, подхваченный осознанием значительности своего поступка, нырнул в «рукав», ведущий прямо в самолет, и таким образом оставил за своей спиной все без остатка. o:p/