Новый мир. Трансформация (СИ)

Я поднесла к губам кусок гранталла, висящий у меня на шее. Дважды спасибо Захарии, который обнаружил, что между двумя кусочками этого прекрасного металла есть некая, не до конца понятная ему связь. И трижды спасибо моим преподавателям, благодаря которым я додумалась, что два куска гранталла разного размера можно использовать как микрофон и колонку.

— Жители, Гранталловой Долины, услышьте меня! — Вот это да! Не знаю, насколько эффективно будет моё выступление, но началось оно крайне эффектно. Мои голосом заговорили стены карьера и недра земные; дома вздрогнули, но устояли. Так, нужно говорить быстрее и спокойнее. Моя речь оставит незабываемые впечатления, даже если я буду монотонно шептать. — Я — та, о ком говорил отец Меноккио! Я…

И тут я осеклась. Город подо мной, до того казавшийся пустым и практически мёртвым, ощерился пиками и стрелами, расцвёл призываемыми к бою водой и огнём, заполнился почти слышимым гудением моментально наполнившегося энергией пространства. Вздох, и всё это убийственное великолепие полетело в меня.

Следующие несколько мгновений стали вечностью. В прямом смысле этого слова. Мой перепуганный мозг не нашёл ничего лучше, чем замедлить течение времени для летящих в меня снарядов и людей внизу. Или ускорить его для меня. Честно говоря, я так и не поняла, что произошло в тот момент, почувствовала только огромную энергию, хлынувшую сквозь меня откуда-то из-под земли, и так же быстро рассеявшуюся.

Помню размазанный во времени и пространстве вскрик с той стороны карьера, на которой стояла наша армия. Помню зависшие в воздухе стрелы, сгустки пламени, молнии и водяные вихри. А потом, чувствуя, что ещё немного, и естественный ход событий восстановится, я спланировала к Доменике, такому же замедленному, как и всё вокруг, и отключилась.

[1] Катренами называются первые два четверостишия сонета, терцеты — два финальных трёхстишия.

Наука и магия

— Лана, Лана. — Назойливый кошачий плач — полуслова, полумяуканье — влетал в мою опустошённую голову и, отталкиваясь от стенок черепа, причинял почти физическую боль. — Лана, Лана!

Открыть глаза было мучительно трудно, вставать вообще пришлось, помогая себе руками.

— Лана, ты жива! Лана, они хотят убить Канделиуса! — Увидев, что я вроде как пришла в себя, Шива, до тогобеспокойно мявший лапками мою руку, кинулся ко мне на колени. — Пойдём, пойдём скорее!

Всё ещё ничего не понимая, я выползла из палатки следом за Шивой, и сразу же оказалась в эпицентре бури.

— Предатель! Как ты посмел связаться с нашими врагами! Твоя агония будет долгой!

— У тебя мозгов как у кониттоло! Зачем бы я тебя предавал?!

Доменике был разъярён настолько, что трава под его ногами пожелтела и съёжилась, а земля кое-где пошла трещинами. Двое аристократов, имена которых я так и не удосужилась запомнить, стояли на почтительном расстоянии от Доменике и были готовы напасть на Канделиуса, как только им прикажут.

Кот висел в воздухе в паре метров от бенанданти и, вроде бы, совершенно не боялся. По крайней мере, его хвост мирно обвивал одну из задних лап, а шерсть на холке не стояла дыбом.

— Доменике..?

Моих сил хватило ровно на три шага и одно слово. Хорошо хоть не упала — успела аккуратно сесть на землю. Шива, уже успевший взлететь, замер, обеспокоенно оглядываясь на меня.

— С-ветта-лана. — Доменике моментально успокоился, и даже подошёл ко мне, временно забыв о Канделиусе. — Это было великое деяние. Как ты это сделала?

— Не знаю. — А сидя проще разговаривать. — Ты же сам говорил, что у начинающих бенанданти часто бывают неконтролируемые всплески магии. Наверное, это был один из них. Почему ты кричишь на Канделиуса?

— Ты разве не поняла? Совет и Фредерике знали о наших планах, знали о том, что им понадобится древнее оружие, знали… Да обо всём они знали!! — Доменике снова сорвался на крик, но эмоции контролировал: воздух вокруг нас не нагревался.

— Доменике, не будет ли наглостью с моей стороны попросить этих замечательных мужчин принести мне немного еды и вина? Я с трудом могу даже разговаривать с тобой.

— Идите.

Аристократы одарили меня презрительными взглядами, но спорить не рискнули. Ну и прекрасно, вы меня и раньше недолюбливали, а возражать Доменике при посторонних — не самая разумная идея.

— Ты точно уверен, что Канделиус — предатель?

— А кто ещё? Ты видишь ещё хоть какой-то способ, которым дож мог узнать о том, куда мы пойдём, и примерно как с нами надо сражаться?

— Кто-то мог сбежать из Сегретты или увидеть нас на дороге. Но, Доменике, есть один весомый аргумент в пользу того, что это не мог быть Канделиус. — Я встала, желая озвучивать важные вещи, глядя прямо в глаза собеседнику, и тут же пошатнулась, едва успев в последний момент уцепиться за Доменике. — Если бы Канделиус желал нашего поражения, что ему мешало навести солдат на наш лагерь ночью?