Новый перевал

Из райкома комсомола Масликов вышел взволнованный. Первое, что, ему казалось, сейчас же надо было сделать, — это пойти к своему старому учителю Вадиму Григорьевичу поделиться с ним новостью и, может быть, попросить совета. Учитель встретил его ласково. Это был один из тех педагогов, которым ученики отдают свои безраздельные симпатии. Весь вечер они говорили на педагогические темы. Расставаясь, обнялись. Учитель сказал:

— Помни, что этим людям ты несешь не только знания, но и душу. Желаю тебе счастливого пути!

В тот же вечер Масликов встретил своего товарища Георгия Кузьмина и уговорил его поехать в стойбище. Через несколько дней друзья уже плыли по реке в удэгейской лодке. Бат был тяжело нагружен. Поднимались на шестах медленно. Только на девятые сутки достигли стойбища.

Подплывая к нему, они еще издали услышали странный шум, как будто кто-то неистово ударял железом о дно кастрюли и в то же время бил в барабан.

— Что это? — разом спросили друзья своих проводников.

— Сама (шаман), — отвечали удэгейцы.

Оказывается, шаман совершал очередное камланье перед началом рыбной ловли. Чем-то первобытным, сказочным повеяло от потемневшей после заката реки.

Когда бат причалил к берегу, уже стемнело. Где-то вдалеке лаяли собаки. Кто-то кричал за рекой на непонятном языке, и в ответ откликалось лишь эхо. Пришли два охотника. Постояли и, не сказав ни слова, скрылись так же незаметно, как и пришли.

Гостей никто не встретил. Разгрузив бат, проводники отправились, как видно, в свою юрту, а Масликов и Кузьмин, оглядевшись кругом, пошли в школу.

Это был совершенно пустой дом. Необжитостью, затхлым воздухом веяло от стен. Со свечой в руках друзья обошли просторные классы. В одном из них расположились на ночлег и долго обсуждали свое положение: с чего начать?

Утром к ним явился председатель совета Ватану Кялундзюга. Он сообщил, что все охотники с семьями ушли далеко по рекам и, чтобы собрать детей в школу, надо прежде разыскать кочевья.

— Здесь уже был учитель, — сказал, усмехаясь, председатель совета. — Может быть, в столе найдете списки учеников…

Действительно, в одном столе Масликов обнаружил кое-какие «документы». Наиболее выразительным из них была азбука наказаний. На листе бумаги, расчерченной вдоль и поперек, стоял столбик фамилий. Против каждой фамилии были написаны условные обозначения. Плюс означал таскать дрова, треугольник — воду, кружочек — подметать пол, минус — удар линейкой по голове. Какой-то проходимец, назвавший себя учителем, подвизался здесь несколько месяцев, обирая темных людей.

— Трудно будет собрать учеников, — сказал Кузьмин.

Через несколько дней учителя отправились в тайгу. Они уходили в разные стороны, договорившись встретиться здесь не позднее чем через два месяца.

В юртах, пропахших дымом, русских встречали радушно. Но как только они начинали говорить о школе, удэгейцы опускали глаза.

— Наука не помогает лучше охотиться, — сказал Масликову один старый охотник.

— Но зато помогает лучше жить, — ответил учитель.

— Все равно дети наши не привыкли грамоту знать. Голова болеть будет. Больно бить палкой по голове. Пускай лучше охотятся, — уверяли его родители.

— А вот давайте условимся так, — заговорил Масликов после некоторого раздумья: — если вашим детям будет плохо у нас в школе, вы заберете их домой. Согласны?

Так и было решено. Позднее Масликов рассказывал, что когда он входил в удэгейские юрты, он с трудом просиживал там. В некоторых юртах были железные печи, но большинство сохраняло совершенно дикий, первобытный вид. Посреди балагана горел костер, дым от него выходил через отверстие, сделанное в потолке. На полу возле огня были разбросаны кабаньи шкуры. Люди спали головой к огню. Иногда здесь помещались две-три семьи. Каждая семья имела свой угол.

У мальчика лет пяти на поясе болтался нож.

— Зачем это? Ведь он может порезаться, — сказал учитель, подавая ребенку конфетку.

— Ничего, — отвечали весело удэгейцы, — пускай привыкает.

Вдруг мальчик заплакал, подбежал к матери. Та прижала его к себе, покормила грудью и снова отпустила на пол. Но он никак не унимался, и когда мать уже в другой раз отогнала его от себя, погрозив пальцем, он обиделся, всхлипывая, стал разжигать свою трубку, набитую табаком. Конфетка уже валялась около порога.

Так с детства они привыкали к курению. И неудивительно было, что все мальчики, приехавшие в школу, привезли с собой трубки и табак.

В интернате все было готово к приему детей. Появились кровати, застланные одинаковыми одеялами, тумбочки, посуда. Больших трудов стоило завезти сюда и школьную мебель и продукты питания.

Удэгейские дети, привыкшие к юколе, к лепешкам без соли, испеченным на огне, к свежей рыбе, долго не ели ничего соленого. Они и от сладкого отказывались. После занятий мальчики обыкновенно брали свое оружие и уходили на охоту. Убитый зверек или птица поджаривались на костре. Иногда дети ловили рыбу и тут же на берегу съедали ее в сыром виде.