Новый перевал

На двести метров вдоль реки громоздятся голые стволы, сваленные друг на друга. Вода уже давно ободрала с них кору, высветлила их серые скелеты и глухо шумит под ними. Неужели я не сумею выбраться? Я стараюсь взять курс правее от залома, но струя упрямо поворачивает меня к левому берегу. Кусты ивняка, до половины затопленные водой, напрасно кажутся мне надежной опорой. Я хватаюсь за них руками и понимаю грустный смысл пословицы: за соломинку не удержишься. Чувствую, как пальцы левой ноги стягивает судорога. Этого еще недоставало! В ушах со звоном тукают странные молоточки. Вода меня захлестывает и тянет ко дну. В сознании обрывки мыслей. Тихая, далекая музыка гремит надо мной так хорошо, что хочется закрыть глаза и уснуть… Кто-то сильно дернул меня за косы. Я ударилась о какие-то доски. Что это? Желтое небо, желтые кусты и Дада, совсем на себя не похожий. Стоит на корме, размахивает шестом. Сбоку — Батули в оморочке. Я лежу на дне бата. Куда мы плывем? У Дады глаза стали круглыми. В них не то испуг, не то удивление.

— Мангэ-э!.. — нараспев произносит старик и смотрит на меня с укоризной. — Еще немножко, совсем немножко — и все, букини[20]. Под залом…

Я попробовала приподняться на локте, но Дада сдвинул сердито брони:

— Не надо вставать! Сейчас пойдешь на берег.

Батули, идущий рядом в оморочке, сказал смеясь:

— А я думал, что такое: вы все время так хорошо управляли. Потом поглядел: вас нет. Слышу, все кричат, руками машут. Я отвязал свою оморочку и решил: обязательно догоню вас. Не помню, как дошел. Вижу, Дада впереди, торопится. Мы с ним оба тащили вас. Наверно, ушибли немножко?

Батули быстро пошел вверх по реке, туда, где нас ожидали товарищи. Дада причалил к берегу. Пока я в кустах выжимала одежду, явился Василий. Узнав о случившемся, он беспощадно ругал собаку, считая во всем виноватой ее одну. Дада пересказал ему все по порядку.

— Теперь, наверно, не будете за шест браться, — сказал мне Василий, едва я села в лодку. — Все равно будете, я же знаю! — неожиданно заключил он, взмахнув шестом. — Придется эту протоку вашим именем называть.

Мы проплывали мимо куста, за который я еще недавно пыталась ухватиться. Только теперь мне вдруг отчетливо представилось все, что произошло. Нелепый случай поставил меня в неловкое положение. Теперь друзья мои будут с опаской поглядывать, как только я снова возьму в руки шест. Над моей неловкостью даже Шуркей имеет право посмеяться. Несмотря на то, что солнце жарко палило, я чувствовала сильный озноб.

— Давайте к берегу! — резко скомандовал нам Колосовский. Он был мрачнее тучи. Таким я его еще не видела. Помогая подтянуть на косу наш бат, он заговорил, еле сдерживая волнение: — Какое непростительное легкомыслие! Извините, я вынужден употребить это слово. Именно легкомыслие вы допустили. Я просто не ожидал. Рисковать там, где это совершенно не требуется. Зачем? Какое вы имели право? Хорошо, что все обошлось благополучно. А представьте себе другое… — Колосовский нахмурился, помолчал. — Думаю, что вы сделаете для себя выводы.

Было неприятно сознавать, что вся эта история наделала столько шума. Однако согласиться с Колосовским я не могла. Разве можно, отправляясь в тайгу, рассчитывать на безмятежное существование дачников? Единственное, чего нельзя было простить себе, — это оплошности, неумения держать равновесие в лодке. Я попросила Колосовского забыть все, что произошло.

— Забыть? — Он повел бровями. — Ни в коем случае. Мы еще с вами приказ напишем. Да, да! Надо располагаться здесь. Скажите удэгейцам…

Круто повернувшись, Колосовский зашагал вдоль косы. Навстречу ему двигались Нечаев и Мелешко, они размахивали руками, о чем-то беседуя. Лидия Николаевна с Надей подбежали ко мне одна за другой.

— Как это все получилось? — спрашивала Мисюра, заглядывая мне в глаза.

— Ой, я прямо чуть с ума не сошла!.. — расстроенно говорила Надя. Над верхней губой, на носу у нее блестели капельки пота. Она вытирала лицо панамой и торопилась высказать все, что пережила за эти минуты. — Когда я увидела, что вы плывете к левому берегу, мне стало страшно. Я вам кричу: «Плывите вправо, вправо!» Но вы ведь ничего не слышали. Да?

— Ничего не слышала. Это правда…

Мне уже не хотелось продолжать разговор на эту тему:

— Давайте, дорогие мои, разведем поскорее костер. Вы знаете, что мы будем ночевать здесь? Видите, Фауст Владимирович уже ставит палатку?

Коса, на которой мы расположились, тянулась широкой полосой вдоль реки. За рекой слева открывалась топкая марь. С высоких берез слетали вороны и каркали на весь лес. От нагретого солнцем камня, от костра стало жарко. Была моя очередь стряпать лепешки. Я поставила на огонь сковороды. У нас уже давно иссякли запасы хлеба, сухари под дождями размокли и заплесневели. Теперь мы питались лепешками. Кислое тесто в ведре всегда стояло наготове. Надя сидела рядом со мной, подкладывала палки в огонь.

— А я сейчас отправлюсь на ту сторону! — сказала Лидия Николаевна. — Андрей Петрович предлагает осмотреть марь.