Профессор Мезенцев вводил Шалаева в курс дела и открыл ему глаза на то, чем в действительности занимается Фабрика. Профессор застал еще времена, когда сам Морок частенько наведывался в Лабораторию и следил за ходом операций. Компьютерная технология тогда еще только осваивалась, и почти все операции делались вручную, что требовало участия в них таких профессионалов, как Мезенцев. Теперь необходимость в этих зубрах отпала. Те мелкие погрешности, которые допускает комплекс, в состоянии выправить даже ремесленники средней руки. И Морок решил избавиться от опасных свидетелей, которые не только знают его в лицо, но и имеют представление об истоках и причинах его могущества.
Морок определенно что-то затевает. Шалаев это кожей чувствовал. На территории Фабрики появился какой-то секретный объект, куда не допускают даже зомби. Часть человеческого материала из Накопителя идет туда. Чем там занимается Морок, только самому черту известно. К тому же и сама Фабрика неуклонно набирает обороты. За последнюю неделю запущено еще пять комплексов. Теперь их общее количество приближается к тридцати. Каждый комплекс обслуживается бригадой из четырех человек: нейрохирурга и его ассистента, анестезиолога и психиатра, выполняющего функции ОТК. В среднем операция занимает около получаса, а так как поточные линии-комплексы работают круглосуточно с часовым перерывом на профилактику, то нетрудно подсчитать общее количество выпускаемой «продукции» – полторы тысячи зомби в сутки. Да, такой организации труда и масштабам производства мог бы позавидовать сам старина Форд. «Господи, – подумал Шалаев, – даже не верится, что вся эта махина находится под землей. И где гарантия, что эта дьявольская Фабрика – единственная на земном шаре? Неужели человечество еще ни о чем не догадывается? Судя по тому, что еще ни разу никто не пытался произвести нападение на Фабрику, так оно и есть. Мороку пока удается держать свою сокровенную тайну в секрете. Матрицы самоуничтожения, вшиваемые в мозг зомби, надежно предохраняют эту тайну от раскрытия».
Пока Морок сохраняет свои фатальные знания в тайне – он непобедим. Когда Шалаев услышал звук ревуна, свидетельствующий об окончании смены, решение полностью сложилось в его голове.
Шалаев кивнул сменщику, расписался в журнале и отправился вместе с бригадой обедать. Во время обеда он все время посматривал на сидящего против него невропатолога Калещука, в функции которого входил контроль за прохождением завершающего цикла операции. В конечном итоге Калещук имел право либо забраковать новоиспеченного зомби, либо начитать на его мозг недостающий кусок программы. Это случалось очень редко, линия практически не давала сбоев, и психиатрам дополнительно вменили в обязанность следить за тем, чтобы каждый зомби, сходящий с конвейера, имел встроенную матрицу самоуничтожения.
Калещук, почувствовав на себе пристальный взгляд, наконец оторвался от своего остывшего овощного рагу и вопросительно посмотрел на Шалаева. Тот прикрыл на секунду оба глаза, а затем, как бы невзначай, спросил:
– Виталий Семеныч, вы, кажется, жаловались на плохое самочувствие? Я думаю, вам пора отдохнуть. Хотите, я попрошу, чтобы вместо вас прислали кого-нибудь из подмены?
На лице Калещука на какое-то мгновение появилось недоуменное выражение, но тут же исчезло; что значит профессионал – реакция отменная, умница, догадался, что Шалаев ведет какую-то свою игру.
– Спасибо, Василий Петрович, за заботу. Вы меня опередили. Я только что собирался попросить вас, чтобы кто-нибудь из резерва подменил меня на одну смену. Знаете ли, адские нагрузки, все время нужно быть предельно внимательным, чувствую, что вот-вот может наступить нервный срыв. – Калещук мастерски изобразил недомогание – плечи опущены, глаза полузакрыты, лоб прорезала глубокая вертикальная складка.
– Можете отдыхать, – благодарно кивнул головой Шалаев. – Я сам скажу Качаряну, чтобы он подменил вас на одну смену.
– А вот, кажется, и он, – Шалаев кивнул в сторону дальнего стола. – Пойду «обрадую» его.
Шалаев подошел к столу, за которым обедала резервная бригада, и, поздоровавшись, сказал ее руководителю:
– Алексей Иваныч, у меня Калещук приболел. Я заберу у вас Ашота на одну смену. Вы не возражаете?
Получив положительный ответ, он дружески хлопнул Качаряна по плечу и изобразил на лице улыбку.
– Ашотик! Давненько мы с тобой не сражались. Приходи через полчаса в «кишку», сгоняем партейку.
«Кишкой» врачи-узники называли между собой двухсотметровую галерею-переход между Лабораторией и жилым массивом. Это было любимое место для прогулок и тайных бесед. Галерея была напичкана скрытыми камерами и микрофонами, но все равно это было единственное место на Фабрике, где при соблюдении определенных предосторожностей можно было поговорить по душам.
Когда Шалаев добрался до «кишки», там уже прогуливались несколько десятков человек из дневной смены. В толпе мелькнуло лицо Качаряна, и Шалаев помахал ему рукой.