Новый порядок (Часть II)

— Я уверен в нем так, как никогда не был уверен в себе, хэрр Вортрайх.

— Восхитительно! А как вы смотрите на то, чтобы проверить, действительно ли хэрр Пристерзун лучший из лучших мастеров, когда-либо садившихся за этот стол?

— Строго положительно, хэрр Вортрайх, — усмехнулся Гаспар.

— В таком случае предлагаю удвоить выигрыш нашего чемпиона, — провозгласил хозяин игр. — Как вам такое предложение?

— Почему бы сперва не спросить нашего чемпиона? — заметил Гаспар.

— Разумеется, — заулыбался Вортрайх и повернулся к Звонку. — Что скажете, хэрр Пристерзун?

Чемпион, только что от волнения красный, побледнел, как полотно. Он принялся бегать по залу глазками, отыскал Гаспара. Не нужно быть менталистом, чтобы понять, что Звонок был в ужасе перед открывающимися перспективами. Гаспар едва заметно кивнул ему.

— Я-а-а-а… — глухо протянул Пристерзун, испугавшись собственного голоса. — Да-а-а…

— Превосходно! — воскликнул Вортрайх. Публика поддержала его аплодисментами. — Тогда мы продолжаем!

— Позвольте! — сквозь гром аплодисментов пробился голос Гаспара. — А кто же бросит вызов нашему чемпиону? Кто оспорит титул лучшего из лучших?

— С вашего позволения, им стану я, — скромно склонил голову Йозеф Вортрайх.

Зрители дружно издали вздох изумления. Звонок лишь чудом устоял на ногах.

Гаспар достал из кармана жилетки часы, взглянул на циферблат. Было уже полчетвертого утра.

— За такое зрелище не жалко отдать последние деньги! — пьяно рассмеялся он.

— Решено! — прокричал сквозь поднявшийся гомон Вортрайх. — Мы начнем через несколько минут!

— Что ты делаешь? — одними губами спросила Даниэль, привстав на цыпочки.

— То, ради чего мы пришли, милая Адель, — ухмыльнулся Гаспар, захлопнув часы. — А ты… будь готова. Когда наш чемпион выиграет, его придется наградить так, как никто не награждал.

Глава 48

VIII

Битву чемпионов проводили всего в одну финальную партию в гробовом молчании. Боялись даже кашлянуть из зала, чтобы не отвлечь.

Первая же ставка составила по двадцать тысяч.

Крупье сдал карты.

Начались торги и проходили медленно, вдумчиво.

Ставки поднялись до сорока тысяч.

Игроки сменили карты: Йозеф Вортрайх четыре, Пристерзун — три.

Два менталиста, знающие друг о друге, почувствовавшие друг друга и «увидевшие» друг друга, вышли из укрытий. Гаспар переместился к Звонку, заглянул в его карты.

Поднимай, шепнул он стремлением рискнуть.

— Пять тысяч, — сдвинул стопку фишек Пристерзун.

Вортрайх поразмыслил, ритмично барабаня пальцами по столу.

Лента, тянущаяся к нему из темноты, скользнула по зеленому бархату, над картами, напряженными руками, фишками, поднялась по лацкану жилетки противника, оплелась вокруг шеи, изогнулась, как самая настоящая змея, и вонзила клыки Звонку в мозг.

На долю секунды позже, чем Гаспар «ударил» ее наотмашь. Грубо, хлестко.

В толпе кто-то напряженно вздохнул.

Змей оскалился, бросился на Гаспара. Менталист поймал его. Змея бешено «щелкнула» челюстями возле самого «лица», упрямо подбираясь все ближе.

Хэрр Напье в темноте оперся о свою пассию, тяжело задышал, крепко зажмуриваясь.

— Десять тысяч, — объявил Йозеф Вортрайх, приняв решение.

Александр Пристерзун осторожно заглянул в свои карты, лежащие на краю стола рубашкой кверху.

Гаспар увернулся, отскочил в сторону. Змей пролетел сквозь невозмутимого крупье, который зябко передернул плечами, словно в душном, прокуренном зале подул холодный ветер. На миг его охватили нехорошие мысли, захотелось задаться вопросом «Что я тут делаю?», а может, заехать кулаком по столу или кому-нибудь по уху. Но он сдержался и не подал вида. Просто усталость, такое бывает…

Змей заложил вираж в пространстве и снова кинулся на Гаспара. Менталист извернулся и дал гаду оплеуху. Неизящную, неуклюжую, но очень действенную.

— Двадцать тысяч, — твердым голосом объявил Пристерзун в тишине.

По залу прошел шепот. Вортрайх снова погрузился в раздумья.

Змей раздулся, уплотнился, увеличился, свился кольцами, разворачиваясь на Гаспара, и распрямился, придавая себе скорости. Навалился, проносясь сквозь крупье, которого охватила тоска и злоба за даром потраченную жизнь, спеленал менталиста, сдавил его гибким «телом». Гаспар в зале закачался.

— Тридцать тысяч, — решился Йозеф Вортрайх.

Даниэль удержала его. Соседи по сторонам с неодобрением покосились. Чародейка виновато улыбнулась, пробормотала на лондюноре, что любимый устал.

Звонок прикрыл глаза, обдумывая свой ход.

Гаспара сдавило. Если бы в его «я» были кости — захрустели бы. Противник был слишком силен, обладал слишком крепкой волей, гасящей, ломающей сознание. Даже захоти очень сильно, Гаспар не смог бы победить, и он принял единственное решение, которое мог принять, — сбежал.