Новый посол

Они вошли в дом — он был каменным, однако его комнаты были выложены буковыми досками. Дерево точно набралось студености у камня — в доме было прохладно. Все было чуть-чуть тяжеловатым: высокие панели, разделенные на соты, потолки, скрепленные матицами, шкафы, встроенные в стены, массивная мебель, точно сросшаяся с деревом стен и потолка. Галерея вывела их к флигельку, и их глазам открылся зал, как могло показаться, превосходящий размеры дома, в который они вошли, — двухэтажный дом был внутри одноэтажным. Церковка поместилась здесь — без остатка, маленькая, не больше домашней, какие строили для своих семей русские князья; она, эта церковка, была тем более хороша, что давала возможность, не уходя далеко, поговорить с богом, поговорить, не прервав текущих дел, накоротке. Церковка вошла в дом, не нарушив ни его размеров, ни форм. Расчетливо, в точном соответствии с размерами церковки и ее очертаниями, хозяин расположил иконы. Дерево, которого и в церковке было много, умело хранить сумеречность. В этой сумеречности хорошо смотрелись иконы: лики святых точно были погружены в незамутненную воду времени.

— Хотите взглянуть на русскую икону?

— Да, конечно.

— Вот она.

Он снял со стены икону и, как это было в Барбизоне, понес к окну; однако, вспомнив, что день погас, отыскал глазами светильник поярче, быстро пошел туда, увлекая за собой молодую Ипатову. Но вот вопрос: чем объяснить стойкое внимание, с которым он слушал ее, именно стойкое?.. Особенностью ее ума, способного завораживать, свойствами характера, в котором есть власть одного человека над другим? А может, иным, что не так броско, но полно смысла?.. Как показалось Инатову, беседуя с молодой россиянкой, Жуз запамятовал, что она приехала в его сельский дом не одна. Александр Петрович не увидел в этом недостаток такта, просто хозяин чуть-чуть забылся.

У Ипатова было искушение легонько подтолкнуть старика Ярцева локтем: «Да не сигнал ли это к началу разговора?» Но спутник Ипатова, точно почувствовав опасность, отпрянул — его шаг стал слышнее. Он точно говорил Ипатову: «Возобладай над соблазном — не торопись». У гостей вырвался вздох облегчения, когда церковка осталась позади, — казалось, был покорен хребет.

Вслед за осмотром дома и церковки, предполагался короткий ужин и поездка в степь. Стол был накрыт на веранде, откуда открывались просторы земли и неба. Веранда невысоко расположилась над землей, но дом стоял на холме, и поле, простершееся перед домом, было далеко видно, как неоглядно было небо, полное звезд. Небо дышало теплом, которое было мягко, неколебимо и настояно на запахах осенней тени. Жуэ загасил на веранде свет, дав простор звездам, — их свет, почти незримый, улавливала только лилейная белизна скатерти.

Уже был осушен первый бокал за гостей, почитавших своим вниманием далекое предгорье, уже завязался первый узелок беседы, которая обещала увлечь сидящих за столом, уже глаза гостей освоились со свечением вечернего неба, разглядев во тьме и извив убегающего вдаль проселка, и неясные контуры крыши амбара, и блеск эмалированного ведра у колодца, когда явилась женщина в переднике и сказала, что город просит к телефону Ипатова. Все правильно: звонили деятельные секретари академика, требуя возвращения Александра Петровича в город. Ничего не поделаешь, надо ретироваться, хотя, видит бог, ехать не хотелось, да и хозяина обижать было неохота. Приняли компромиссное решение: Ипатов удаляется, однако за столом остаются Ярцев и молодая Ипатова, которых хозяин доставит в город своей машиной. План был жесток, разрушен порядок и, главное, настроение вечера, но ничего иного придумать было нельзя. Александр Петрович уехал и точно лишил хозяина и гостей возможности общения — беседа разрушилась, аппетит пропал.