Новый посол

Ипатов ехал темными селами и хуторами — крестьяне укладывались рано, надо встать с солнцем... И оттого, что деревни были занавешены от Александра Петровича тьмой, хорошо думалось. Почему смешался и оробел Ярцев, едва ли не переуступив своих обязанностей Майке? В самом деле, почему лишился уверенности многоопытный Иван Сергеевич, наторевший в дипломатии, знающий ее зримые и потаенные стежки, умеющий обаять собеседника? Почему провалились в тартарары все эти достоинства Ярцева и по какой причине провалились? Нельзя же допустить, что Жуэ пал ниц, побежденный женскими чарами Майки! Кто-кто, а Ипатов знает, что эти чары скромны весьма... А может, сшиблись иные силы: возраст более чем почтенный и всесильная юность? Быть может, прогремел последний выстрел большой ярцевской мортиры, и пришла пора Ивану Сергеевичу сдавать вахту? Нет, не это!.. Ничего не происходит вдруг, да и Ярцев не мог лишиться всех своих достоинств неожиданно. Иная причина, как будто бы и явная и все-таки, будем откровенны, не так бросающаяся в глаза... Какая причина? Вот бы соединить в одном лице Ярцева и Карельского! Да, да, опыт Ярцева, его покладистость, его обаяние, его талант общения помножить на интеллект Карельского!.. А зачем, собственно, Карельскому все эти качества Ярцева сию минуту? Единственно, что недостает Виктору Ивановичу, — это лет, но с годами он обретет ярцевское и, пожалуй, приумножит его. Обретет или не обретет? Захочет обрести? Кстати, как бы Карельский решил проблему Жуэ?.. Воспользовался бы советом Ярцева или нашел свои пути — в споре Ипатова с Майкой, в том самом споре, который дал повод Майке говорить о честности и выгоде, — чью сторону взял бы Виктор Иванович?.. Нет, действительно: чью сторону? Ипатову казалось, что он ненароком приблизился к истине, приблизился и потерял к ней интерес; больше того, забыл. Нашел и забыл, да и, если говорить откровенно, спать хотелось очень — позади осталось самое начало пути, а впереди добрых два часа, можно выспаться...

Ярцев с Майкой вернулись в город за полночь.

— Хотите повидать родителя? — спросил Ярцев Майку, указав на зеленоватый сумрак в окне ипатовского кабинета.

— Не откажусь, — подтвердила она.

Как это бывало прежде, уединившись, Александр Петрович работал при распахнутых дверях. Ярцев подвел молодую Ипатову к первой из этих дверей и, поклонившись, ушел к себе.

— Можно к тебе?

Ипатов ответил, выдержав порядочную паузу, — нет, он опознал голос Майки тотчас, но ему требовалось время для иного: чего ради она явилась в торгпредство, да еще в столь поздний час?

— Заходи, — наконец ответил он.

Она пошла навстречу сумраку ипатовского кабинета, с каждым шагом будто переодеваясь во все зеленое, становясь зеленолицей сама:

— Зажги свет — мне страшно, — сказала она, приблизившись к двери кабинета.

Он протянул руку и зажег верхний свет — зеленая мгла ушла отовсюду, оставшись только в глазницах Александра Петровича да в провалах щек: усталость являлась к нему с бессонной ночью.

— Садись, — сказал он нетерпеливо.

— Ничего, я постою, — ответила Майка.

Она опустилась в кресло, стоящее у двери, не забыв прикрыть ноги обильными складками длинной юбки.

— Перед самым отъездом из сельского дома Жуэ у нас... получился разговор о продаже завода, — произнесла она скороговоркой — ну конечно же, готовясь к встрече с отцом, она повторила эту фразу не однажды.

Он забеспокоился — произнесенное ею было для него неожиданным.

— Что значит «получился»? — спросил он, сдерживая раздражение: ему сразу что-то не понравилось в ее сообщении, он не мог понять, что именно, но не понравилось. — Он начал этот разговор или ты?

— Он, конечно, — ответила она не задумываясь — она спешила сказать то, что должна была сказать. — Он сказал: «Все-таки этот эльзасец доконал меня: вышиб у меня мой лионский заводище...»

Ипатов опешил:

— Он продал завод... эльзасцу?.. Погоди, я ничего не понимаю. Продал завод?

— Да, продал лионский завод, тот, что вы хотели купить...

— Тогда... почему же ты так спокойно говоришь об этом? По-моему, ты даже радуешься?

Она смешалась:

— Нет, не то что радуюсь, но пойми меня правильно: с самого начала мне все это не нравилось. Не умею объяснить, во не нравилось... Понимаешь, не умею...

— Я умею! — воскликнул он. — Тебе ровным счетом все равно, купили мы этот завод или не купили... Ровным счетом!..

— Папа, зачем ты меня так, папа?.. — вскрикнула она.

Когда он отнял руку от глаз, ее уже не было. Он снял телефонную трубку и попросил Ярцева зайти: однако, не дождавшись, пошел Ивану Сергеевичу навстречу. Они стояли посреди коридора, погруженного в кромешную тьму.

— Только не удивляйся, Иван Сергеевич, — предупредил он Ярцева. — Ты знаешь, что сказал Жуэ Майке? Он продал завод эльзасцу! Пойми: продал уже... Она мне сказала это сейчас, вот только что. — Он вздохнул. Ярцев молчал, он был ошеломлен не меньше Ипатова. — Ну, черт с ним, с заводом, но Майка, Майка... Ее это не только не огорчило, она обрадовалась... Ты понимаешь что-нибудь, Иван Сергеевич?.. Обрадовалась!.. Понимаешь?..

— Не понимаю, — признался Ярцев.