Новый старый год. Антиутопия

– Но Крутой же строго-настрого наказал никому в Новый год не напиваться, – возразил Дмитрий.

– А мы не будем пить. Кто сказал, что с женщинами обязательно надо нажираться до поросячьего визга? Выпьем по бокалу шампанского и начнем амуры крутить. Не дрейфь, еще лучше получится.

– А не выспимся? Завтра же операция?

– Чудак человек! После этой операции в лучшем случае единицы из нас останутся в живых. Сам Бог, можно сказать, посылает нам последнее удовольствие, а он отказывается! – Жак демонстративно повертел пальцем у виска.

Но старший в дозоре оставался непреклонен.

Вот уже из дома выпорхнули две последних птички. Сейчас они сядут в автобус – и прощай, наваждение!

– Крутому нужен был грузовик, чтобы протаранить ворота? – чуть ли не во весь голос закричал Жак. – А чем хуже автобус?

И, не дождавшись ответа товарища, Луковский вывалился из‑за забора и быстро побежал к автобусу. Штайну пришлось последовать за ним.

– Девушка! Не закрывайте дверь! – прокричал Жак последней садившейся в автобус девице.

– В чем дело, товарищ? – поинтересовался охранник. – У вас что-то случилось?

Запыхавшийся мужик внизу улыбнулся и вдруг вытащил из кармана пистолет.

– Без глупостей, приятель, – предупредил он конвоира, целясь ему в живот. – И корешу своему за рулем посоветуй не дергаться. Это наши девушки. А вам придется подыскать других.

Вечером в гостиницу за Смитом вновь заехал знакомый усач на Nissan Maxima.

«Это уже не просто совпадение», – подумал иностранец, нащупывая в кармане пиджака второй ключ от машины, который он, получив заказное письмо из Австралии, так и не передал шоферу, а, подчиняясь какому-то интуитивному порыву, оставил у себя.

– И что же, вам всю новогоднюю ночь придется дежурить? – проверяя свое предположение, спросил Георгий.

– Ох и не говорите, господин хороший, – пожаловался хохол. – Вот она – обратная сторона езды на приличной машине. В каждой дырке теперь я затычка.

– И вы даже бокала шампанского не выпьете и просидите перед домом в машине до самого утра? – не унимался любопытный австралиец.

– Так полагается по инструкции, но в Новый год, сами знаете, случаются удивительные вещи, – и, оживившись, он по-товарищески признался гостю: – Та дамочка, с которой вы утром ездили на рынок, меня к себе встречать Новый год пригласила. Только Константину Евгеньевичу не говорите, а то подумает что-нибудь плохое. Это информация только для вас, как для друга. Чтобы знали, когда застолье закончится, где меня, если что, искать.

Смит улыбнулся. Теперь у него был реальный шанс увидеть сына и самому проводить семью в дальнюю дорогу.

– Вот он! Герой нашего времени! – театрально воскликнул Евгений Семенович Веселый, когда Смит в сопровождении Ольги переступил порог гостиной, и тут же бросился тискать и обнимать старого товарища своего сына.

С растрепанной копной густых, вьющихся седых волос Веселый-старший походил на Людвига ван Бетховена. Он был богатырского телосложения, а неуемная кипучая энергия пенсионера не находила достойного применения, поэтому австралийцу пришлось несладко в медвежьих объятиях Костиного папы.

– Маша! Маша! Ты только посмотри! – звал он жену громовым голосом. – Вот каким должен быть настоящий бизнесмен! Дерзким! Находчивым! Бесстрашным! И должен любить свою Родину-мать, воспитавшую его. Как это делает Георгий. Ух, молодец!

При этом Евгений Семенович смачно, взасос, троекратно по русскому обычаю расцеловал гостя. Да так, что тот смутился. Мария Сергеевна, мама Константина, лишь выдавила из себя неестественную улыбку и едва наклонила голову в знак приветствия.

Больше в просторной, не менее сорока квадратных метров, гостиной никого пока не было.

Длинный стол был накрыт на шесть персон. Из чего Георгий сделал логический вывод, что кроме родителей, жены, высокопоставленного тестя, самого главного идеолога области и его, Смита, за столом больше никого не будет.

Стол ломился от яств. Одних только салатниц гость насчитал более десятка. А кроме этого, на серебряном блюде томился в ожидании своей участи солидных размеров фаршированный яйцами осетр, а на другом краю стола приютилась розовая тушка молочного поросенка. Порезанный тончайшими ломтиками балычок из семги, а также сервелат, ветчина, буженина, ваза со свежими фруктами, советское полусладкое шампанское, грузинское марочное вино, водка, выпущенная по спецзаказу из чистейшего зернового спирта, настоящий кубинский ром, чешский хрусталь, богемское стекло, саксонский фарфор, чье-то фамильное столовое серебро – все свидетельствовало о процветании и хлебосольстве этого дома. Словно и не было в стране никакого чрезвычайного положения.

В углу стояла разукрашенная гирляндами, елочными игрушками и блестящей мишурой пушистая пихта. Несмотря на то, что в комнате было очень тепло, даже жарко, в камине полыхали березовые поленья.