Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Нельзя забывать и про то, что возникновение реальной, пусть и непродолжительной биполярности требует существования реальной альтернативы, которая могла бы претендовать на универсальность и отвергала бы такие базовые понятия традиционной западной системы ценностей, как государственный суверенитет и частная собственность. В теории международных отношений историческая ценность марксизма состояла в первую очередь в том, что он ввел в оборот новых главных действующих лиц – пролетариат и буржуазию – и стал тем самым первой теорией, не объясняющей состояние дел в мире на основе признанных аксиом о центральном месте суверенного государства, а теорией, меняющей реальность, поставившей в центр социально-экономические отношения.

Пока, несмотря на наличие целого ряда серьезных предпосылок, формирования системы жесткого противостояния не происходит. И связано это с тем, что ни один из кандидатов на роль «империи зла» не собирается предложить человечеству альтернативную идеологическую модель общественного устройства в масштабах страны и человечества в целом. Никто из самовыдвигающихся или назначенных претендентов не отрицает такого понятия, как суверенитет.

Более того, в случае России именно борьба за свои суверенные права, т. е. включение на равных в состав тех, кто наиболее эффективно эти права защищает, является главной внешнеполитической задачей. А стало быть, и диалог между США, с одной стороны, и Китаем, Россией, Ираном или Северной Кореей – с другой, ведется на одном языке. Как и Соединенные Штаты, все эти страны, за исключением маргинального последнего случая, включены в глобальный рынок и суверенны.

Другое дело, что идея ограниченности, хотя пока и не отрицания, государственного суверенитета уже давно вызрела внутри общества и политической среды самих стран Запада. В настоящее время концепции о превосходстве прав личности над правами государства и производная от них доктрина о праве международного сообщества на вмешательство во внутренние дела отдельных стран полностью вписаны в контролируемые Западом институционально-правовые рамки.

Даже в случае Европейского союза, страны – члены которого постоянно заявляют о своем отказе от значительной части суверенных прав в пользу сообщества, ключевые вопросы прав человека – социальная защита и семейное право – регулируются исключительно на национальном суверенном уровне. Но нельзя исключать и того, что при определенном развитии событий отдельная страна или регион окажутся полностью под воздействием доктрины ограниченного суверенитета.

Конфронтационный биполярный мир, таким образом, невозможен. Его многополярная версия, похожая в своем идеальном изображении на стрельбу по нескольким мишеням, также маловероятна. Во-первых, ни один из альтернативных США полюсов не способен собрать вокруг себя сопоставимое количество союзников. Наиболее крупные из потенциальных противников Запада державы – Россия и Китай – не обладают для этого достаточной привлекательностью или способностью заставить от 20 до 50 менее значительных государств выступать в качестве своих сателлитов.

Поэтому борьба США против назначенных на роль мишени государств вряд ли отличалась бы от похода против режима Саддама Хусейна с аналогичными последствиями в плане формирования Вашингтоном широкой международной коалиции и отношений с ключевыми союзниками в Европе. Более того, в случае с такими государствами, как Китай, Соединенные Штаты сами не готовы проделать не только свою, но и китайскую часть работы по раскачиванию маховика конфронтации.

Конструктивная многополярность как альтернатива скоротечной конфронтации, за которой последует новый однополярный момент, представляется многим в России и Европе в качестве наиболее подходящей для их процветания структуры международных отношений. При такой ситуации взрывоопасный потенциал, связанный с наличием в мире нескольких равноценных между собой центров силы, сможет амортизироваться их включенностью в общий режим и приверженностью единым правилам поведения. Наиболее четко такое видение многополярности было заявлено в уже многократно цитировавшейся Европейской стратегии безопасности от 2003 года:

«В мире глобальных угроз, глобальных рынков и глобальных медиа наши безопасность и процветание в нарастающей степени зависят от эффективной многосторонней системы. Нашей (Европейского союза. – Т. Б.) целью является развитие сильного международного сообщества, функционирующих международных институтов и основанного на праве международного порядка».[76]