Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Другой интересный пример – сравнение успешности крупных частных и государственных нефтяных компаний США и Западной Европы. Действуя в условиях специфической модели кадрового обмена между властью, бизнесом и НПО, американские корпорации демонстрируют сейчас, несмотря на свою подверженность общей тенденции снижения на рынке удельной доли так называемых мэйджоров, гораздо большую адекватность, чем их европейские коллеги. Те в свою очередь, как показывает опыт British Petroleum, не будучи связанными с государством неформально (по условной американской модели) или формально, что свойственно большинству их европейских коллег, лоб в лоб сталкиваются с проблемой межгосударственных противоречий. Их попытки апеллировать к представителям «дружественных» государств к хорошему результату не приводят. Иерархи, будь то представители Европейской комиссии или национальных правительств, не имеют с компаниями тесных связей и просто используют их беды как возможность для подкрепления своих переговорных позиций.

В противоположность традиционным иерархическим организациям, государству и большинству бизнеса, структуры третьего сектора гораздо чаще имеют сетевое устройство. Движение идей внутри них происходит гораздо быстрее, и, стало быть, они способны более чутко улавливать грядущие перемены. Именно это их качество может в современных условиях сослужить Левиафану весьма неплохую службу. Эффективные анализ и долгосрочное планирование, осуществляемое на государственном уровне, уже невозможны без вовлечения негосударственных игроков.

И не только потому, что они помогают государству лучше оценить риски и возможности в будущем. Наблюдение за международной политико-экономической реальностью последних лет убеждает: к приведенной выше характеристике эффекта глобализации для водораздела между внутренней и внешней политикой необходимо добавить, что процессы, имеющие универсальный эффект, стерли также границы между политикой и экономикой. Как справедливо замечает Жан-Франсуа Ришар:

«Большой бизнес способен даже сделаться полезной глобальной принудительной силой».[122]

Поэтому тесное и активное взаимодействие с лоббирующими институтами становится важнейшей составляющей не только подготовительной, но и имплементационной стадии государственной политики.

Пока же современные государства только ищут способы защиты своего суверенитета от размывающего воздействия трансграничных процессов. Как показывает практика, поиск этот ведется с применением весьма традиционных методов. Во-первых, происходит формальное увеличение объемов регулирующего вмешательства государства в экономику. Во-вторых, что наиболее чревато в условиях дестабилизации международной системы, государства уверенно двинулись по пути увязывания проблемных для суверенитета вопросов с такими бесспорными своими прерогативами, как национальная безопасность и оборона.

Сейчас многие наблюдатели уже достаточно откровенно постулируют тезис о неизбежности усиления доминирующей функции государства в растущих экономиках, за которыми, возможно, последуют и «старые» рыночные демократии:

«Суверенные государства получают внутри своих границ возможность устанавливать отношения между правительством и подданными. Эти отношения лишь внешне имеют рыночный характер, но не признают никаких реальных прав либо обязанностей помимо выполнения заключенных соглашений. Легитимность международных институтов ограничивается лишь обслуживанием этих соглашений и достижением заложенных в них целей».[123]

В этой связи важнейшим фактором, определяющим динамику развития мировой экономики в последние годы, является устойчивый процесс усиления роли государств, связанный с тем, что экономические явления глобального характера оказывают все большее влияние на обеспечение национальной безопасности и социальной стабильности. Практическими проявлениями данной тенденции становится, во-первых, повсеместное выделение «стратегических отраслей экономики» с особыми режимами осуществления инвестиций.