Новый Вавилон

— Полагаю, мы прямо под ходовой рубкой, принцесса. Уже миновали машинное отделение…

— С чего ты взял? — пока мы продирались через нутро «Сверла», сколько я не таращилась через стекло маски, видела идеальный квадрат Малевича. То есть, точнее, прямоугольник.

— Нащупал что-то вроде котлов с колосниками по пути. Я, кстати, даже ссадил локоть об один из них… — Жора продемонстрировал мне ссадину с чисто мальчишеской гордостью. Как по мне, в сравнении с укусами рыб-людоедов, ранка едва тянула на царапину.

— Где-то впереди должны быть пороховые погреба, — продолжал Жорик. — А за ними, если, конечно, я ничего не путаю, матросские кубрики, офицерские каюты и кают-компания. Значит, там обязательно будут трапы наверх, как-то ведь экипаж попадал на места согласно боевому расписанию. Я прав?

— Наверное, — молвила я неуверенно.

— Что значит, наверное?! Осталось всего ничего. Как только я зажгу последний фальшфейр, гляди во все глаза, принцесса. Как увидишь трап, считай, выбрались. Только не лови ворон, прошу тебя. Сволочной продавец, всучивая мне факелы, божился, что горючей смеси хватает на пять минут. На деле, дай Бог, чтобы огонь продержался хотя бы секунд сорок…

— А если мы не найдем лестницу?

Дядя Жерар пожевал губы.

— Тогда, пожалуй, у нас еще будет шанс прошмыгнуть на нос, в отделение якорных механизмов. Не уверен, что смогу протиснуться через клюз, но ты, я думаю, запросто. В любом случае, фальшфеер нам больше точно не понадобится…

— А если снаружи мы снова напоремся на пираний?!

— Давай для начала выберемся из этого проклятого гроба. Ну что, ты готова?

— Дай мне минуту, — попросила я, вспомнив песню Александра Розенбаума. Папа частенько слушал ее на грампластинке в Ленинграде, когда я была маленькой. Дай мне минуту, я хочу тобою надышаться, утро, дай мне минуту…

Утро…

Далеко над нами, за толстыми плитами палубы и бронированными листами обшивки рубки солнце давно перевалило за полдень.

* * *

Отсек, в котором мы Жориком получили щедрый подарок судьбы в виде воздушного кармана, окончился лестницей. За ней нас ожидал коридор, узкий, как в купейном вагоне, и с кучей дверей, они вели в офицерские каюты. В одной из них жили во время путешествия Перси Офсет и его сын Генри. Банальность, тем не менее, ошеломившая меня. Жора распахнул парочку из них, должно быть в надежде, что станет хоть чуть-чуть светлее. Его надежды не оправдались, каюты были темными как погреба. Может, иллюминаторы были задраены? Или их замело песком, не знаю. Или снаружи наступил вечер, но последнее предположение было чистым безумием, какой вечер, тогда нам полагалось бы давно задохнуться!

Дядя Жерар зажег свой последний фальшфейр. В первые секунды пламя ослепило меня. А, едва зрение пришло в относительную норму, я увидела лестницу, ведущую наверх.

* * *

Миновав последний люк, мы очутились на палубе, прямо под мостиком. Я чуть не сказала — в его тени, но это было бы неправдой. Мостик не мог отбросить тень, света для этого было слишком мало. Корабль, еще недавно купавшийся в ярких солнечных лучах, легко пробивавшихся на небольшую глубину, был едва различим, так потемнело вокруг. Словно на смену дню давно явилась ночь. Повторяю, это было невозможно, разве что, если мы с дядей Жераром, полностью утратив счет времени, проторчали в трюме, глотая воздух начала двадцатого века, не десять минут, а шесть или семь часов! Предположение было слишком неслыханным, чтобы в него поверить. Задрав подбородок, я убедилась, это не так. Просто, поверхность исчезла, заполоненная…

…кувшинками гигантских амазонских лилий.

Это было невероятно, но несомненно одновременно. Глянув на своего спутника, я поняла, он потрясен ничуть не меньше меня. Должно быть, пока мы ползли через внутренние помещения миноносца, течение пригнало сюда целый остров кувшинок, пришвартовав ровно над нашими головами, как маскировочную сеть над позициями перед боем. Или это занавес упал, свидетельствуя, представление подошло к концу…

Последняя мысль показалась мне зловещей. Оглядевшись как воры на месте преступления, мы рванули к поверхности, изо всех сил работая ногами. Я посеяла ласты и поднималась медленнее Жорика. Сообразив это, он схватил меня за руку.

Когда бронированная громадина надстройки уже проплыла мимо, и все шло к тому, что нам удастся выйти сухими из воды, мы заметили темное облачко, оно двигалось много ниже, неторопливо огибая покосившуюся радиомачту за дальномерным постом. Будь мы на берегу, я бы приняла его за рой насекомых. Здесь, под водой, у меня не возникло никаких иллюзий. Дрогнув, облачно замерло, а затем рвануло нам наперерез. Похоже, мы с дядей Жорой рано радовались. Он, правда, так замолотил ластами по воде, что, наверное, побил бы рекорд, если бы я не тянула его на дно свинцовой гирей.

Сама виновата с ластами, — с бессильной яростью подумала я, осознавая, мысль о чертовых ластах станет одной из последних, прежде чем я до кончиков ногтей превращусь в боль.