Новый Вавилон

При упоминании соотечественников мои щеки непроизвольно зарделись. Вывих же — задохнулся от праведного возмущения.

— Позвольте, товарищ Педерс, по какому праву…

— По праву начальника экспедиции, назначенного лично товарищем Дзержинским!

Начальник экспедиции? Вот это была новость…

— Думаете, Феликсу Эдмундовичу понравится… — начал Гуру, сжимая и разжимая кулаки.

— Что ему понравится, здесь решаю я! — отрезал Шпырев. Я подумал, Константин Николаевич закусит удила. На удивление, он не принял вызова.

— Кто на вас напал, Ян Оттович? — спросил Вывих совсем другим тоном, чуть ли не заискивающе.

— Откуда мне знать?! — Педерс рубанул по воздуху напоминающим кувалду кулаком. — Они же не представились. Или англичане, или американцы, ваши с Триглистером дружки!

— Но-но-но! — вспыхнул Триглистер. — Что за инсинуации, товагищ Педегс?!

— Это что за пугало?! — вскинув бровь, начальник экспедиции уставился на Меера Ароновича. — Рвоцкий, откуда у тебя на борту колониальный офицер?!

— Пгекгатите валять дугака, Педегс! — уши бухгалтера раскалились, будто угли из костра. — Вы не хуже меня осведомлены о мегах стгожайшей секгетности…

— В жопу их себе засунь, морда троцкистская!

— Меер Аронович дернулся, как от пощечины. Несколько мгновений переваривал оскорбление, затем сорвался на крик.

— Не сметь! — взвился он. — Подгывая автогитет комиссага когабля, вы бьете по всей магксистской пагтии! Пагтбилет надоел, Педегс?!

Ухмылка, которой ему ответил Педерс, была кривой, как гипербола.

— Ого, куда вывернул! — начальник экспедиции обернулся к Сварсу. — Видал?

Тот скупо кивнул.

— Бгосьте свои шуточки, Педегс, — прошипел Триглистер.

— Если ты вдруг вспомнил о конспирации, товарищ Либкент, то я тебе напомню, мне не лень: меня следует звать — товарищ Шпырев! Конспиратор ты хренов! Мне полкорабля размолотили, а ты мне тут про конспирацию заливать вздумал?! — вены на шее Педерса вздулись и теперь походили на трубы для плавания с маской.

— Шпыгев вы там или Педегс, не смейте огульно обвинять меня в измене делу геволюции! — взвизгнул бесстрашный Меер Аронович.

— Товарищи… — начал Гуру примирительно, пробуя втиснуться между ними. — Спокойнее, Майтреей вас заклинаю. Махатмой Лениным, если хотите! Так не годится.

— Не лезь, Вывих! — Шпырев отмахнулся от гуру, как от докучливой мухи. — Предупреждал я Феликса Эдмундовича, нахуй троцкистов с корабля!

— Но мы ведь даже не знаем, что случилось, — попытался урезонить разбушевавшегося начальника экспедиции Гуру.

— Откуда мне, блядь, знать, что не знаете?! На вас не написано. Но, я, блядь, узнаю, кто нас сдал империалистической сволочи… — начальник экспедиции одарил Триглистера таким испепеляющим взглядом, что тот только чудом не задымился.

— Что вы на меня уставились, Педегс?! — взбеленился бывший счетовод.

— А кто тут еще троцкист?!

— Что за гнусный навет?!

— Товарищи, ну нельзя же так, при подчиненных… — не оставлял попыток вразумить готовых сцепиться товарищей Гуру. — Да еще при почетных гостях. Вот, товарищ Шпырев, разрешите представить вам знаменитого на весь мир путешественника и картографа полковника Перси Офсета, большого друга советских людей, а также, всех других угнетенных туземцев…

— Я знаю, кто такой полковник Офсет, — холодно молвил Шпырев, сопроводив свои слова коротким кивком в мою сторону. Вздохнул. Перевел дух. — Ваше сострадание к угнетаемым капиталистами аборигенам высоко ценится русскими марксистами, — добавил он гораздо спокойнее. — Это похвально. С прибытием на корабль. Поступаете в распоряжение капитана Рвоцкого, он распорядится, чтобы вам показали ваши каюты. Как я понимаю, вы успели отобедать на «Приаме»… — товарищ начальник энергично потянул ноздрями воздух.

— Успели, — Гуру густо покраснел. От него и вправду тхнуло, как из бочки с элем.

— Церемония погребения наших павших товарищей — ровно через час, — добавил Шпырев. — То есть, ровно в шестнадцать ноль-ноль. До тех пор можете быть свободны…

Утратив к нам интерес, начальник экспедиции поспешил к своим людям, латавшим трубопровод, из которого били струи пара.

Вывих поманил нас с Генри, и мы поднялись на мостик, искать Рвоцкого. Это не заняло много времени. Капитан эсминца сразу же понравился мне, в отличие от начальника экспедиции, оставившего весьма противоречивые впечатления. У Рвоцкого было открытое благородное лицо прирожденного интеллигента. Седая шевелюра и окладистая белая борода придавали ему некоторое сходство с Доном Кихотом, как его обычно изображают на гравюрах. Только вместо лат на Рвоцком был строгий, застегнутый на все пуговицы черный китель с толстыми нашивками из позолоченного галуна на рукавах. Добавлю еще, что, вопреки по-флотски опрятному виду, капитан показался мне слегка взъерошенным. Я не сразу догадался, откуда взялось это впечатление. Потом до меня дошло, он раздосадован безобразной сценой, устроенной нам Шпыревым, но не смеет одернуть его. И это — будучи капитаном на своем корабле…