Новый выбор оружия

Слава богу, я ошибся – тварь принялась колотить в люк, прыгать, пытаться его расшатать. Вскоре затопали другие мутанты. Перекрывая запах перевернутого плова, потянулась вонь разложения.

– Зомбаки, – проговорил Патриот.

Шнобель сострил:

– Назовем неизвестного мутанта некромантом. Это ж он на нас зомбей напустил!

– Ненавижу их, – прошипела Энджи.

– Вот и верь после всего в «мертвые не кусаются», – сказал Шнобель.

Я оборвал веселье на грани истерики:

– Мы бы тоже такими стали, если бы не артефакт. Спасибо неизвестному сталкеру. Чутье подсказывает, что больше он сюда не придет. Потому что это был Бельмастый.

Зомби наверху колотили в железо, естественно, безрезультатно. Грохот действовал на нервы – не более, здравый смысл твердил, что все хорошо, но в душе, подкрепляемые тревогой, росли сомнения.

Сколько их там? Грохот такой, словно они кишат в комнате, да и запах отвратный. Если они продолжат стучать, мы не выспимся, и нам трудно будет их раскидать утром.

В том, что у нас это получится, я не сомневался. Зомби, конечно, живучие, но пара выстрелов из подствольника расчистит нам дорогу. Патриот вцепился в гитару, сбросил чехол и принялся петь себе под нос. Я прислушался: на чистейшем английском он исполнял песню «Металлики» «По ком звонит колокол». В детстве я ее очень любил. Вот уж чего не ожидал от националиста!

Закончив, он выкрикнул:

– Врага надо знать в лицо. Англосаксы страшнее любого зомби. Вот уж где суперконтролеры!

Вик удивленно покосился на него. Энджи подсела к нему:

– Спой что-нибудь, да погромче.

У нее чуть заметно дрожали руки, чтобы не выдать слабость, она сжимала кулаки.

Шнобель принялся всех успокаивать:

– Мужики, это все мелочи. Вот мы с парнями до Изменений в такую задницу попали, жесть! И ничего, выбрались. Подумаешь, зомбаки набегают. В первый раз, что ли? Тогда сама Зона против нас восстала, представляете?

Патриот ударил по струнам и затянул песню, известную любому, кто в молодости увлекался походами – «Мусорный ветер». Потом спел «Колыбельную киллера», мы дружно похохотали. Исполнив еще два походных хита, Патриот отложил гитару:

– Спать пора, уснул бычок. Завтра на рассвете выдвигаемся?

– До рассвета, – подтвердил я. – Надо будет еще зомбей раскидать, сколько на это времени уйдет – неизвестно.

Энджи поднялась и направилась к спальным мешкам.

– А вдруг это ночные зомби? Днем-то никто на нас не напал, – грохот стоял такой, что ей приходилось кричать. – Берушей случайно ни у кого нет?

Пригоршня захохотал, хлопнул себя по бедру:

– Ну, сказанула! Все равно что на войне беруши! Умора.

Энджи чикнула молнией спальника и отвернулась к стене. Вик улегся рядом, пресекая посягательства устремившегося к ней Пригоршни.

Мне как дежурному оставили место с краю. Я переместил контейнер с артефактом в середину помещения, взглянул на счетчик Гейгера: фон повышен в два раза, терпимо. Выключил горелку, и помещение погрузилось в полумрак, подсвеченный тусклым синеватым светом фонарика на солнечных батарейках.

Зомбаки не оставляли попыток прорваться, и никому не удавалось уснуть под грохот, хотя все честно пытались. Только Пригоршне все было нипочем, и он посапывал, запрокинув голову. Патриот тоже, вроде, спал. Или притворялся? Странный человек.

Если разобраться, то вообще команда странная и ненадежная: Вик – сиделец, который удивительным образом обо всем догадывается. Взять, например, артефакт – мгновенно ведь сообразил, что он защитит от ментальной атаки, словно знал о нем заранее. Или просто совпадение?

Грохот не стихал ни на минуту, вскоре он слился в шум волн, накатывающих на скалы. Глаза начали закрываться – взяла свое усталость. Шутки ли, с тридцатикилограммовым рюкзаком переться, отражать атаки мутантов. Да и хождение по территории, напичканной аномалиями, не дает расслабиться ни на минуту: в любой момент тебя может поджарить, расплющить, растворить в кислоте. Да еще атмосфера в отряде вынуждает постоянно ждать нож в спину. Даже ночью расслабиться не получится, придется бдеть, а завтра сонным, усталым, с рассеянным вниманием выдвигаться в путь.

Отсидев свои два часа, я собрался растолкать Пригоршню, но не стал этого делать, потому что Шнобель бодрствовал и сказал, что ему все равно, когда не спать.

Я улегся на его место в нагретый спальник и закрыл глаза. Наверху бесновались зомбаки, и если поначалу думалось, что они вот-вот прорвутся, то теперь грохот воспринимался как что-то само собой разумеющееся, и веки понемногу тяжелели.

С одной стороны, был шанс не дожить до утра. С другой – если не высплюсь, то завтра не выживу, нет гарантии, что ночью Патриот нас будет убивать. Так что лучше отдохнуть.

Мне снилась война: рвались гранаты, строчили автоматы, я куда-то бежал и волок чумазую, перепачканную копотью Энджи. Кто с кем воевал, было непонятно, но откуда-то я знал: остановимся – умрем.

Позади рванул снаряд, я упал, накрывая собой Энджи, и почувствовал жар ударной волны… И проснулся. Приоткрыл глаза: судя по всему, дело близилось к рассвету, потому что дежурил Патриот. Точнее, не дежурил, а рылся в рюкзаке.