Ноздря в ноздрю

—   Не могу же я прятаться вечно. Все равно воз­вращаться придется. Я оставил сообщение для со­трудника Специальной службы. Когда он мне позво­нит, я ему все расскажу и попрошу о защите. Все бу­дет хорошо.

На ленч мы остановились к северу от Оксфорда, выбрали столик на открытой веранде паба под ярко-красным солнцезащитным зонтом, и наш очень вкусный суп с брокколи из зеленого вдруг стал розо­вым. Чем ближе мы подъезжали к Ньюмаркету, тем больше я нервничал, а когда прибыли в город, около шести часов, почувствовал себя совершенно поте­рянным, как вытащенная из воды рыба. От моего дома остались только закопченные стены да куча зо­лы, мимо которых я медленно проехал вперед и на­зад, давая Каролине возможность хорошенько рас­смотреть пепелище.

—  Ох, Макс! — вырвалось у нее после второго захода. — Мне так жаль.

— Я всегда могу его отстроить, — ответил я.

Но этот маленький коттедж был единственным домом, который принадлежал мне, и я ясно и отчет­ливо помнил радостное волнение, которое испыты­вал тем июльским днем, почти шесть лет тому назад, когда въехал в коттедж, заглядывал во все шкафы и буфеты, слушал звуки, которые, охлаждаясь, издавал дом, нагретый за день солнечными лучами. Его по­строили из местного камня в конце восемнадцатого столетия, и, хотя право собственности принадлежа­ло мне, я всегда рассматривал себя временным жильцом в бесконечной жизни этого дома. Но те­перь жизнь эту оборвали пожаром. Здесь произошло убийство, не человеческого существа, но все равно члена моей семьи. От дома остался молчаливый труп. Вернулась бы его душа после восстановления? Может, пришло время, погоревав об утрате, дви­нуться дальше?

—  И где мы сегодня будем спать? — спросила Каролина, когда я наконец уехал от пожарища.

—  Помнишь, как в самом начале, приглашая те­бя в Ньюмаркет, я обещал тебе ночь в отеле «Бед­форд лодж»? Тогда наши планы порушила автомо­бильная авария. Так вот, дорогая, теперь ты все-та­ки проведешь ночь в лучшем отеле Ньюмаркета.

— Для меня это честь.

—  Только постарайся не привыкнуть к тамошней роскоши. Номер у них только на эту ночь. На завтра все занято.

—  Завтра вечером я должна быть в Лондоне.

Я этого не забыл.

Сказать, что Карл обрадовался моему появле­нию, — значит ничего не сказать. Он буквально за­плакал, когда я вошел на кухню «Торбы» в семь ча­сов вечера.

—  Слава богу! — воскликнул он.

—  Пользы от меня будет немного. — Я постучал по гипсу на правой руке.

—  А что с тобой случилось? — Его плечи поник­ли. Радость быстро сменилась разочарованием.

—  Упал и сломал кисть. Глупо, конечно. Но я все-таки смогу хоть немного помочь.

—  Хорошо. — Толика радости возвратилась.

Я не могу сказать, что обстановка на кухне вер­нулась в нормальное русло, но с семьюдесятью дву­мя заказами мы справились. Я решил не выходить в обеденный зал, потому что не хотел, чтобы меня увидели посетители. Сотрудники, само собой, виде­ли, но я попросил их никому об этом не говорить. Показал гипс и объяснил, что врач запретил мне по­являться на работе и я не хочу, чтобы ему стало из­вестно о моем непослушании. Они многозначитель­но улыбались мне и обещали хранить сей факт в секрете. Но мог ли я им в этом доверять?

Наконец запарка закончилась, и у нас появилась возможность присесть. Прошло почти две недели с того дня, когда я так интенсивно трудился, поэтому сил у меня практически не осталось. Я просто плюх­нулся на стул в своем кабинете.

—  Даже не представляла себе, что на кухне так жарко, — призналась Каролина.

Весь вечер она постоянно что-то с себя снимала, пока не подошла к предельной черте: если б сняла что-то еще, перешагнула бы рамки приличия. Мар­гарита, громкоголосая повариха дальней родствен­ницы моей матери, моя первая учительница по час­ти готовки, обычно стояла у плиты в трусах под бе­лым халатом из тонкой хлопчатобумажной ткани, какие носят врачи.

—  Тебе бы попасть на кухню в жаркий июньский день.

Карл вошел в кабинет с тремя стаканами пива, которые принес из бара.

—  Не возражаете? — спросил он, протягивая один Каролине.

—  С удовольствием.

— Хотите получить у нас работу? — Выглядел он, как заключенный, только что узнавший о помилова­нии. С семьюдесятью двумя обедами один он бы не справился, во всяком случае, не смог бы пригото­вить их на должном уровне.

—  Работа у меня есть, — ответила Каролина. — Правда, я могу ее потерять, если и дальше не буду репетировать.

—  Репетировать? — переспросил Карл. — А что вы делаете?

В ответ Каролина потянулась к своему постоян­ному спутнику, альту, и достала его из футляра.

—  Тогда я знаю, кто вы! — внезапно воскликнул Карл. Посмотрел на меня. — Та самая сука, что по­дала на нас в суд. — Мы рассмеялись. Даже Кароли­на, та самая сука, рассмеялась.

—  Я посмотрю, что с этим можно сделать. Мо­жет, со мной уже рассчитались. — Она поднесла ко рту стакан пива, жадно выпила, оставив белую по­лоску пены на верхней губе, стерла рукой. Мы снова рассмеялись.