Нож-саморез

– Есть в Трансильвании человек, который всю жизнь занимается тем, что собирает сведенья о всяких волшебных вещах. Его имя – Сэнду. Время от времени он пишет книги, в которых дает подробные описания и краткую историю известных ему волшебных вещей. А знает он их очень много. Вот у меня одна такая книга. Называется «Вадемекум». Про ключи здесь всего-ничего: «Ключик к сердцу» – это приворотный амулет, и «Ключ к удаче», это тоже амулет, кто им владеет, тому до поры – до времени везёт.

– А после?

– А после никогда не повезёт. Очень опасный амулет. К замкам волшебного ключа нет, да он и не нужен. Воры обычно отмычками пользуются. Вы бы, Иван Григорьевич, кузнецов поспрашивали. Может кому-нибудь из них кто-то отмычку недавно заказывал? Вон, гремят – сюда слышно.

– Уж я к ним сразу после вас.

– Я, Иван Григорьевич, могу предположить, что разбойник мог воспользоваться шапкой невидимкой.

– Шапкой-невидимкой? – подьячий недоверчиво усмехнулся, а затем нахмурился. – Уж, не за дурака ли меня здесь держат!

– Не за дурака. – Николай Иванович пошелестел страницами. – Вот, слушайте: «Шапки-невидимки придумал мастер из Любека Клаус-Дитрих Думцлафф. Теперь шапки-невидимки шьют его дети. Волшебные свойства шапок-невидимок заключается в том, что они делают человека невидимым до тех пор, пока шапка не снята с головы. Шапки-невидимки бывают однодневными, двухдневными и трёхдневными (самые дорогие). Воспользоваться ими можно в течение соответствующего количества дней. Шапки прошиты зелёными нитями. После использования часть нитей меняет свой цвет на красный. Когда все зелёные нити станут красными, тогда заканчиваются волшебные свойства шапки. Секрет изготовления шапок-невидимок строго охраняется. Покрой шапки может быть любым. Как правило, это нарядный головной убор, который не стыдно носить и после утраты волшебных свойств».

Николай Иванович отодвинул книгу, и посмотрел на подьячего.

– Так это не сказки!?

– Не сказки.

– Боже всемилостивейший! А если в терем…! – боярин схватился за голову. – Эх, недаром бабы говорят, что если крест на храме покосится – быть беде. Вот оно! А ковёр-самолёт существует?

– Ковёр-самолёт? – Николай Иванович чуть улыбнулся. – Нет. В данный момент – нет.

– Ну, всё же легче.

Некоторое время сидели молча. Николай Иванович ждал вопроса, а Иван Григорьевич о чем-то думал.

– Ах, вот ещё. Нам известно, что вчера вечером некто передал вашему ученику нож. Что это за нож? Волшебный ли он? Где сейчас находится?

– Митя, подойди ка! Дай ножик.

Николай Иванович вытащил нож из ножен и положил на стол.

– Как игрушка, – сказал подьячий, однако в руки не взял. – Так кто его передал?

– Сами думаем-гадаем.

– Волшебный?

– Да. Очень. – Николай Иванович вложил нож обратно в ножны и вернул Митьке.

Дверь в кабинет открылась. Наталья Тимофеевна мотнула головой в сторону горницы.

– Отобедайте с нами, Иван Григорьевич.

– Нет. Благодарю, – подьячий поднялся, надел шубу, шапку. – Пора. Прошу простить меня за вторжение в вашу рабочую комнату.

Возле дверей он задержался, окинул взором висевшую на стене пищаль.

– Хороша! – отметил как бы для себя.

– Тяжеловата, но бой отличный, – сказал Николай Иванович. – Кстати, если вор надел шапку-невидимку, то, скорее всего на притолоке остался след.

– Нет там никаких следов, – возразил подьячий. – Я сам всё осмотрел, лично.

– След не виден простым глазом. Нужны сигнальные камни.

– А у вас такие есть? – удивился Иван Григорьевич.

– Есть.

– Тогда едем со мной! – воодушевился подьячий.

– Извини, Натальтимофеевна, зовут по делу. Вернёмся – отобедаем. – Николай Иванович поднялся. – Идём, Митя!

5

Митьке ещё никогда не доводилось бывать в кремле, поэтому он смотрел по сторонам во все глаза. Снаружи, особенно со льда реки Кемы, кремль казался большим и грозным сооружением. Изнутри же, напротив, он выглядел маленьким и тесным. Постройки все стояли рядом – одна к другой. И ещё – в кремле было немноголюдно по сравнению с торгом и улицами.

Только вооруженные стрельцы стояли почти у каждой двери. Выглядели они хмурыми. Из терема, княжеского – догадался Митька, доносился чей-то грозный раскатистый голос, звуки которого не предвещали ничего хорошего тому, в чей адрес звучали. Слов почти не разобрать, но смысл улавливался легко.

Рядом с теремом стояли люди, судя по виду, боярского звания.

Худощавая старуха в дорогих одеждах, глядя на окна терема сказала:

– Гневается князь-батюшка! Ох, кому-то несдобровать!

Иван Григорьевич провёл их меж построек к довольно крупной избе, рубленой из толстенных брёвен.

Пока шли, встретили княжну Ирину Семёновну, прогуливающуюся с молодым, нарядно одетым татарином. Они шли не торопясь, увлечённые общением, не обращая внимания на грозные речи князя. Татарин что-то говорил вполголоса, а княжна слушала, улыбалась, и коротко отвечала. Татарин, заметив Николая Ивановича, на миг отвлёкся от разговора с княжной и учтиво кивнул. Сие событие не осталось не замеченным боярином.