Ножницы судьбы

– Просто так. Настроение хорошее.

– Ой как же здорово! – с энтузиазмом воскликнула Снежана. – Значит, ты и вправду в порядке!

– Ну, а я что говорю...

Алине надоело болтать. Она вообще не была любительницей телефонной трепотни, а уж тем более трепотни с представительницами женского пола или, как она их называла, «однополчанками».

– Ладно, Алин, тогда до свидания.

– Пока, – отрезала Азарова и бросила трубку на рычаг.

Как же ей надоела эта Ганина! То звонит, то пишет записки, то в гости зовет, то сама напрашивается. К матери в доверие втерлась – за две недели всего! – и теперь Галя приятельницу дочери величает не иначе как Снежаночкой. Алина уже сама была не рада, что набилась новенькой в подружки. Но теперь уж ничего не попишешь. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Алина назвалась, и приходится ей теперь выслушивать душещипательные признания, охи да ахи. А еще на правах лучшей подружки присутствовать на тренировках. Вот что самое отвратительное! Выслушать бред влюбленной девчонки – еще куда ни шло, даже весело. Но наблюдать с довольной миной за блестящей игрой потенциальной соперницы... Нет ничего мучительнее, чем это!

Алина вошла в комнату. Мама уже сидела в своем любимом кресле и смотрела программу «Утро». Вид у нее был уставший и какой-то потерянный. Глаза тусклые, волосы неприбранные, скорбная складка у рта. И не скажешь, что она когда-то была красавицей. А ведь была! Алина видела фотографии. На них мама лучезарно улыбалась, демонстрируя ровные мелкие зубки, искрила черными глазами, показывала стройные ножки, демонстрировала ладную, затянутую в кримплен фигуру. И была так свежа, непосредственна, весела, задорна... Куда все делось? Ну свежесть – понятно, годы съели. Но веселость и задор где? Где искорки в глазах, где кокетливые ямочки на щеках? Все ушло. И искры, и ямочки. В наличии только варикоз, тромбоз, остеохондроз да непомерная усталость.

Алина пристально посмотрела на мать. Н-да... Изменилась матушка с тех благословенных семидесятых. Постарела, подурнела. Особенно сдала в последнее время, когда ее из института попросили. Не помогли ни заслуги, ни стаж, ни слезные матушкины просьбы – выперли, вышвырнули, как устаревшее оборудование. А все гурьевская нимфетка. Влюбился профессор – вот идиот-то! – на старости лет в молоденькую практикантку и женился на ней. Да еще в замы к себе ее пристроил. А новобрачная, не будь дурой, живенько в отделении свои порядки установила, да и повыкидывала старейших работников на улицу, чтобы некому было ее за глаза выскочкой называть.

Так что теперь Галина Азарова работает медсестрой в районной поликлинике, уколы делает, карточки заполняет, гроши от зарплаты до зарплаты считает. Иногда ночным сторожем подрабатывает. Денег-то у них никогда в достатке не было (в институте хорошо только доктора да взяточники получали), а уж в последнее время и вовсе перевелись. Ладно хоть Эдик помогает, иначе Алина бы в голодные обмороки падала – есть хлеб с маргарином или макароны с кубиком «Магги», как ее родительница, она не могла и не хотела.

«Интересно, – подумала Алина, присаживаясь рядом с матерью на подлокотники обтрепанного кресла, – а как живет мой отец? Так же беден, как мы, или жирует подобно Эдику? Есть ли у него семья, дети? А вдруг она, Алина, единственное чадо своего неизвестного папаши?» Сколько раз девушка спрашивала у матери, кто ее отец, и ни разу не удостоилась правдивого ответа. В детстве Галина пичкала девочку сказками о том, что папочка строит то ли дороги, то ли мосты, и построит их, как только ей исполнится десять. Потом, когда десять исполнилось, и на мякине Алину провести уже трудно было, Галя придумала, что ее отец – женатый посол дружественной Польши. Женатый – чтобы объяснить дочке, почему мужчина ее под венец не повел, а польский посол – чтобы ребенок не бросился его разыскивать. Еще через три года, когда взросление Алины ознаменовалось «месячными», мама вывалила на нее новую «правду» – в санатории города Сочи она полюбила летчика, закрутила с ними бурный трехнедельный роман, после чего родила доченьку. На той истории Галина остановилась. Ее Алина и приняла за правду. Что ж, все ясно. Маманя перезревала в девках, кисла и томилась от скуки, а тут еще чертовы играющие гормоны, низменные инстинкты, не дающие покоя эротические сны... Что еще оставалось делать одинокой медсестре Галине Азаровой? Естественно, ехать в Сочи.

Алина мать не осуждала. Единственное, на что пеняла, так это на родительскую недальновидность. Надо было ей, дурехе, паспортные данные летчика записать. Так, на всякий случай. Вдруг он сейчас отлетал свое, да и приземлился в какое-нибудь высокое кресло. Например, в кресло генерального директора какой-нибудь крупной фирмы. Вот тут-то Алина и вышла бы из тени, да потребовала от нерадивого папаши компенсацию за свое голодное детство... Но матушка проявила чудеса беспечности. Покувыркавшись на казенной койке с бравым летчиком, она даже фамилии его не спросила. Вот какие бывают на свете бабы-дуры…