Нравственно-правовые критерии уголовно-процессуальной деятельности следователей

Однако ученый не избежал нареканий за такое представление процессуальных гарантий. Критикуя М. С. Строговича за двойственный подход к решению проблемы последних, В. И. Каминская, исходя из безусловного приоритета интересов государства, писала: «…помимо воли автора из его слов напрашивается мысль о противопоставлении гарантий правосудия гарантиям личности»[171]. По ее мнению, государство и граждане всегда имеют в уголовном процессе общий интерес и речь может идти только об уголовно-процессуальных гарантиях правосудия. Выделение же из них особой группы – гарантий личности – не находит ни теоретического ни практического оправдания[172]. Другими авторами гарантии прав личности фактически отождествлялись с гарантиями установления истины по уголовному делу[173], то есть опять-таки по существу с гарантиями правосудия в целом.

Однако с ними трудно согласиться, а потому в вопросе об уголовно-процессуальных гарантиях наиболее правы те авторы, которые обратили внимание на то, что связь между гарантиями правосудия и гарантиями прав личности не является идеальной и их отождествлять просто неуместно. Поскольку в уголовном судопроизводстве между государственными и личными интересами есть расхождения и даже конфликты, для обеспечения интересов личности в необходимых случаях предусматриваются специальные гарантии, польза от которых для интересов государства неочевидна[174].

Я. О. Мотовиловкер правильно увидел суть проблемы соотношения гарантий интересов личности и правосудия в том, что ведущие уголовный процесс государственные органы не могут стремиться к обеспечению справедливого наказания виновного любой ценой, абстрагируясь от общеправовых принципов демократизма и гуманизма[175].

Так, в частности, УПК РФ разрешает лицам, осуществляющим производство по уголовному делу, при производстве обыска вскрывать любые помещения, если владелец отказывается добровольно их открыть, но при этом он обязывает не допускать не вызываемого необходимостью повреждения имущества при производстве обыска и выемки, а также принимать меры к тому, чтобы не были оглашены выявленные обстоятельства частной жизни лица, в помещении которого был произведен обыск, его личная и семейная тайна, а также обстоятельства частной жизни других лиц (ч. 6, 7 ст. 182). Исключительно в интересах личности установлен запрет производить следственный эксперимент, если существует опасность для здоровья участвующих в нем лиц (ст. 181). В указанных и подобных случаях средства обеспечения интересов личности предназначены персонально для нее, хотя с позиций сугубо прагматических для раскрытия преступлений они считаются не нужными.

Таким образом, анализируя гарантии прав личности и гарантии интересов государства в уголовном процессе, важно отметить, что сопоставление указанных видов гарантий, определяемое необходимостью выявить их подлинное соотношение и степень согласования с конституционными и международно-правовыми требованиями, не должно рассматриваться как противопоставление личности государству. Личность и правовое государство не противоположные, враждующие стороны, хотя пределы государственной власти, опирающейся на возможность принуждения и возможность правового вмешательства в сферу прав граждан для достижения целей борьбы с преступностью, в отношении личности должны быть строго и недвусмысленно определены. Признавая приоритет прав личности по отношению к интересам государства, следует ясно понимать, что без государства, без установленных и обеспечиваемых государством юридических процедур эти права не могут быть реализованы[176]. Сильное государство, признающее во взаимоотношениях с личностью ее приоритет на основе верховенства права, способное при необходимости эффективно защитить демократию всеми законными средствами, является гарантом демократического правового положения личности[177].

Как уже отмечалось, действующая Конституция Российской Федерации в 1993 г. впервые провозгласила, что в России – демократическом правовом государстве – человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2). «Правовое государство, – подчеркивается в Документе Копенгагенского Совещания по человеческому измерению СБСЕ (1990 г.), – означает справедливость, основанную на признании и полном принятии высшей ценности человеческой личности»[178].

И здесь И. Л. Петрухин совершенно верно отмечает, что изменение характера взаимоотношений государства и личности приводит к формированию одной из основных черт правового государства, которая может быть раскрыта в совокупности следующих условий: не только граждане несут ответственность перед государством, но и государство отвечает перед гражданами за обеспечение свободы, неприкосновенности личности и личной жизни, за соблюдение всех прав граждан; исключен произвол власти в отношении граждан; обеспечена правовая защита личности[179].