Нравы Мальмезонского дворца

«Когда я жил в Рюэйе, я имел возможность получить уроки пунктуальности и рвения. Едва я просыпался, я уже не принадлежал сам себе. Мне не оставалось времени даже для того, чтобы нормально одеться, так как уже в шесть утра я должен был выходить. Чтобы вовремя успеть в Мальмезон, я вынужден был перепрыгивать через ограду. Когда я не ужинал с Первым консулом, я мог вернуться к себе, но это тоже в любой момент могло кончиться грозой. Очень редко мне удавалось доесть, не будучи побеспокоенным, так как Бонапарт постоянно отправлял кого-нибудь за мной. Увы! Не так-то просто находиться рядом с великим человеком!»

Многих других просто шокировало то, как Наполеон «вел почти праздную жизнь в Мальмезоне». Например, министр иностранных дел Шарль-Морис де Талейран-Перигор, которому в 1800 году, кстати, было сорок шесть лет, писал одному своему знакомому:

«Приехал я в Мальмезон, и знаете, что я там делал и где устроил Первый консул свой рабочий кабинет? На одной из лужаек. Сидели на траве. Это ничего не значит для него, при его привычке к походам, сапогам и кожаным штанам… Но я! В шелковых чулках и панталонах! Представляете ли вы меня сидящим на траве? Я разбит ревматизмом. Что за человек! Ему все кажется, что он в военном лагере».

Еще один разговор с генералом Жюно

В Мальмезон к Наполеону приехал вернувшийся из Египта генерал Жюно. Уехать вместе с главнокомандующим генерал не смог, так как был тяжело ранен в живот, а потом, уже в Средиземном море, он был перехвачен англичанами и пробыл несколько месяцев у них в плену. Когда его, как это было принято в то время, обменяли на нескольких британских капитанов, он незамедлительно направился к Первому консулу.

Встреча была очень трогательной. Ее обстоятельства дошли до нас, благодаря «Мемуарам» жены генерала Лоры д’Абрантес.

– Ну, Жюно! – сказал Первый консул, когда они остались наедине. – И ты был так прост, что позволил взять себя этим англичанам! Но, судя по тому, что ты писал мне из Марселя, они, кажется, тебя ожидали… И, несмотря на мои приказания, Клебер не хотел отпустить тебя? Да? Прекрасно! Он, наверное, боялся, что вокруг меня будет слишком много друзей…

Они еще поговорили о генерале Клебере, трагическая смерть которого в Каире искупила все. Потом Наполеон спросил:

– Да, но что же ты хочешь теперь делать? Я всегда говорил, что докажу тебе свою дружбу при первой же возможности. Нет ли у тебя каких планов? Хочешь ли ты служить? Хочешь ли, чтобы я послал тебя в Рейнскую армию?

Жюно сделался красен, как гранат, что бывало с ним всегда при сильных ощущениях.

– Разве вы хотите уже отделаться от меня, генерал?.. Впрочем, если прикажете, я поеду к Моро доказать, что офицеры Итальянской армии не забыли своего дела в Египте.

– Ну, буря начинается! – воскликнул Первый консул. – Нет, нет, господин Жюно, вы не оставите меня. Я очень люблю генерала Моро, но все же не так, чтобы одаривать его своими лучшими друзьями…

И он потянул Жюно за ухо так, что оно сделалось длиннее на дюйм.

– Жюно! – продолжал Наполеон с большей важностью. – Я назначу тебя комендантом Парижа. Это место для человека доверенного, особенно теперь, и я не могу сделать выбора лучше… Но, – прибавил он, продолжая расхаживать по кабинету, – ты должен жениться. Это прилично, и не только для достоинства места, которое теперь займешь… Я знаю тебя и требую этого для твоей же собственной пользы…

– Где теперь Отелло? – вдруг спросил Первый консул после долгого молчания.

Речь шла о ребенке, который родился у Жюно в Египте в результате «весьма нежных отношений с одной из темнокожих красавиц». Как пишет историк Рональд Делдерфилд, «во время похода Жюно еще не был женат, появившаяся же у него впоследствии жена отзывалась о рабыне, как о семейной шутке, как бы иллюстрируя широту взглядов и терпимость французских женщин того периода».

– Отелло остался в Египте, – ответил Жюно, – но я велю привезти его сюда на первом же корабле.

Первый консул кивнул в знак одобрения.

– А мать? – спросил он.

– Также осталась в Египте, она под покровительством интенданта армии.

– Хорошо…

Наполеон надолго умолк. Наконец, он словно превозмог себя и, оглянувшись по сторонам, тихо промолвил:

– А Полина? Что сделалось с ней?

Теперь речь зашла о Полине Фурес, египетской любовнице главнокомандующего. Их роман развивался на глазах Жюно, на глазах всей армии, а потом Наполеон неожиданно уехал во Францию, и его связь с красавицей Беллилот (так звали Полину ее близкие друзья) прервалась.

– Я узнал, и то из английских журналов, – прибавил Наполеон с горькой усмешкой, – что генерал Клебер обходился с ней дурно после моего отъезда… Видимо, моя привязанность к ней была поводом к преследованиям… Все, кого я любил, не имели счастья нравиться ему…

Жюно не отвечал.

– Разве ты не слышишь? – сказал Первый консул громко и с досадой. – Спрашиваю еще раз: правда ли, как уверяют англичане, что этот человек был зверем с такой доброй и любезной женщиной?