Читаем Нравы Мальмезонского дворца полностью

Жюно усмехнулся, причем без всякой задней мысли, Наполеон, однако же, понял это иначе: он схватил Жюно за руку так, что оставил на ней следы от своих маленьких пальцев, побледнел и сказал дрожащим от гнева голосом:

– Как? Что же хочешь ты сказать? Неужели он…

Далее Лора д’Абрантес пишет:

«Жестокая буря чувств помешала ему говорить. Не любовь, и даже не воспоминания привели его в это почти ужасное состояние: одна мысль, что Клебер мог быть наследником его в любви госпожи Фурес, лишала его рассудка.

Жюно привел вопрос к настоящему значению. Он сказал, что госпожа Фурес встретила со стороны генерала Клебера препятствия только в получении паспорта, впрочем, так же, как и все, кто хотел оставить Египет…

Первый консул тотчас успокоился и обратил разговор к тому, что касалось Жюно».

Это свидетельство герцогини д’Абрантес не совсем сходно с версией Гертруды Кирхейзен, которая констатирует:

«И на этот раз, как с Жозефиной, первый, кто возбудил в сердце своего генерала сомнения относительно верности Беллилот, был опять-таки Жюно. Мысль о том, что Клебер был его преемником не только в командовании армией, но и в милостях его возлюбленной, зажгла в сердце Наполеона такое пламя ревности, какое возгорелось в нем только раз в жизни, когда он узнал, что Жозефина изменяет ему».

И уж совсем все это противоречит версии любителя пикантных и не всегда достоверных деталей Ги Бретона о том, что в ожидании отплытия во Францию «Полина, чтобы скрасить вынужденное бездействие, стала любовницей Жюно, который тоже готовился покинуть Египет».

Впрочем, было бы совсем удивительно, если бы жена Жюно спустя тридцать пять лет стала бы вдаваться в такие подробности, даже если бы знала о них наверняка.

Добавим лишь, что по одной из версий, по странному стечению обстоятельств, Жюно добирался до Франции на одном корабле с Беллилот. Во всяком случае, историк Эдмон Лепеллетье пишет:

«„Египтяночка” вернулась во Францию после отъезда Бонапарта, но корабль, на котором она ехала, попал в плен к англичанам. Когда она вместе с Жюно и несколькими офицерами и учеными, находившимися на борту „Америки”, была отпущена на свободу, примирение Бонапарта с Жозефиной уже состоялось, и дело 18 брюмера было выполнено».

Это всего лишь версия. Интересный факт, не более того, поэтому оставим его без комментариев.

Достоверно мы знаем, что Наполеон отказался принять Полину Фурес, однако подарил ей замок, дал приданое и выдал замуж. Вскоре она развелась и отправилась с одним из любовников в Бразилию. Во времена Реставрации Полина вернулась в Париж и, как пишет Эдмон Лепеллетье, «само собой разумеется, стала рьяной роялисткой. Ведь нельзя требовать от молодой любительницы приключений и от легкомысленной женщины особенной верности отвергшему ее императору».

Вышеописанный разговор весьма интересен. Он показывает, что уже в Египте Наполеон вовсю изменял своей любимой Жозефине, и произошло это после того, как он узнал о том, что она в Париже изменяет ему.

Лора д’Абрантес в своих «Мемуарах» пишет:

«Весь этот разговор происходил в Мальмезонском парке и длился больше часа».

Случай с мамелюком Али

Как известно, Наполеон привез из Египетского похода целый эскадрон мамелюков, участвовавший затем в его завоеваниях. Несколько из них, в том числе мамелюк Али, стали личными телохранителями будущего императора.

Этот мамелюк Али был достаточно странной личностью. По европейским меркам, конечно. Камердинер Наполеона Констан Вери в своих «Мемуарах» рассказывает такой случай, произошедший в Мальмезоне:

«Ибрагим взял себе имя Али, перейдя на службу к мадам Бонапарт. Он был уродливее любого араба, а взгляд его был страшно злобным. Я вспоминаю один случай, имевший место в Мальмезоне, и он может прекрасно дать представление о его характере. Однажды, когда мы играли на лужайке перед дворцом, я случайно толкнул его, и он упал. Разъяренный из-за этого падения, он вскочил, выхватил свой кинжал, с которым не расставался никогда, и бросился на меня. Я сначала посмеялся, как и все остальные, над его падением, а потом продолжил бегать. Но тут раздались предупредительные крики моих товарищей, я повернулся, чтобы посмотреть, что происходит у меня за спиной, и только тут я заметил в его руках оружие. Я резко остановился, уставившись на кинжал, а потом лишь чудом увернулся от удара, направленного мне точно в грудь. В свою очередь, я разозлился, и меня тут можно понять. Я схватил его за широкие штаны и сильно толкнул в сторону мальмезонской речки, в которой глубина составляла отсилы два фута. Он пошатнулся, кинжал выпал из его рук и плюхнулся в воду, и это сделало моего противника не столь грозным. От обиды он стал кричать так громко, что мадам Бонапарт услышала его, а так как она была очень добра к своему мамелюку, меня здорово отругали. В любом случае, несчастный Али так плохо умел ладить с людьми, что вскоре он перессорился со всеми, и дело кончилось тем, что его отправили в Фонтенбло».

Переезд Наполеона в Сен-Клу

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее