Нравы Мальмезонского дворца

Возмущенные театральные завсегдатаи попросили разъяснений у директора театра.

– Я не виноват в изменении программы, – ответил он. – Сегодня утром Первый консул вызвал труппу первого состава к себе в Мальмезон, чтобы сыграть «Ночи Дорины». Сами понимаете, возражать я не имел никакой возможности.

Как пишет Ги Бретон, «как всегда охочая до сплетен толпа начала злословить, утверждая, что Первый консул вызвал к себе комедиантов не для удовольствия послушать итальянскую музыку и пение, а для того, чтобы отведать прелестей приглянувшейся ему молодой актрисы. Как всегда, злые языки были правы».

Жозефина, как мы уже сказали, отбыла в Пломбьер в надежде вылечиться от своей злосчастной бесплодности. Ее супруг, чувствуя себя в то время бодрым и пылким, решил приударить за актрисой итальянской оперы Луизой-Филиппиной-Жозефиной Роландо.

Она не была итальянкой. Она родилась в Париже, но это отнюдь не вредило ей в глазах французской публики, обожавшей итальянскую оперу. Ее дебют на сцене состоялся в 1791 году, и с тех пор дела ее шли прекрасно. Ее манеры, игра и пение – все было так приятно видеть и слышать. Как утверждают очевидцы тех событий, «в ней соединялись чувствительность и кокетство, и в манере держать себя были присущие французским актерам точность жестикуляции и неуловимое благородство, которые с натугой имитируют итальянцы, как мы с трудом перенимаем их врожденную музыкальность».

Луиза была хрупка и изящна, словно фея из сказки. Увидев ее первый раз, Наполеон был восхищен. Потом он пригласил труппу к себе в Мальмезон, а после представления «Ночей Дорины» Бонапарт предложил Луизе и всей труппе остаться в загородном замке.

Как утверждает Ги Бретон, «актриса, очарованная мыслью увидеть в ночной рубашке генерала, которым в парадной форме восхищалась вся Европа, охотно согласилась».

Мальмезонский замок показался ей настоящим шедевром. С нескрываемым удовольствием смотрела она на мраморные колонны, шеренги канапе, камины, облицованные благородным камнем и бронзой, прекрасные картины и волшебные статуи, расставленные повсюду. Все вокруг сверкало, слуги выглядели безупречно, и все это вкупе не могло не вызывать чувства благоговейного трепета.

– Бог мой, как вы прелестны…

Услышав эти слова, Луиза обернулась и с радостной улыбкой посмотрела на говорившего. Это был камердинер Наполеона Констан Вери. Он проводил актрису в гостиную, куда вскоре пришел сам Наполеон. После подписания Амьенского мирного договора и Конкордата с Римом он стал исключительно весел и жизнерадостен. В отсутствие Жозефины он постоянно организовывал балы и спектакли, играл на лужайках Мальмезона и забавно подшучивал над своими гостями. Это мальчишество, которое сейчас так тщательно скрывают официальные историки-бонапартисты, очаровало Луизу Роландо.

Наполеон во все глаза смотрел на ее платье, и ему уже не думалось о недавнем представлении. Платье на Луизе было из ярко-голубого воздушного шифона. Широкие рукава придавали одеянию просто сказочное очарование, а от туго обтянутой талии материя мягкой волной сбегала к ногам. Луиза стояла перед ним несказанно изящная и ослепительно прекрасная, и глаза у нее сияли, как драгоценные камни.

– Вам нравится мое платье? – спросила Луиза, не в силах придумать что-то еще от восхищения и растерянности.

Наполеон улыбнулся и протянул ей обе руки.

– Нравится, моя дорогая. Оно великолепно…

– Правда? Но вы пока увидели лишь половину…

С этими словами она повернулась на каблучках и продемонстрировала Наполеону глубокий вырез на спине, который любому мужчине показался бы неожиданным после широких рукавов, высокой стойки и длинной, до пят, юбки. При виде безукоризненной кремовой кожи у Наполеона все поплыло перед глазами.

Присев рядом с ней, он вдруг сделал резкое движение, задрал ей юбку и со смехом воскликнул, сам наслаждаясь своей шуткой:

– Поднимем занавес!

Ги Бретон, любитель исторических событий подобного толка, описывает дальнейшее следующим образом:

«Потом, запустив руки в теплую глубину ее шелковых юбок с кружевными оборками, он перешел на лирический тон и стал петь дифирамбы ее таланту, ее глазам, нежной коже, белокурым волосам, изящным изгибам ее тела. Луиза, покоренная, молча позволяла себя трогать, мять, щекотать, в мечтах уже воображая себя мадам де Помпадур великого человека, который ее желал.

Наконец, Первый консул отнес девушку в смежную комнатку, раздел и положил на кровать, нетерпеливо, словно перед битвой, он разделся, засунул в нос понюшку табака и бросился в объятия Луизы.

Он обнаружил изрядный пыл, актриса ответила ему не менее страстно».

Когда все было кончено, Наполеон вздохнул. Он так и не решил, как с ней теперь обращаться, кем ее считать: глупенькой девочкой или сложившейся женщиной. Глупенькой девочке многое можно было предложить. Можно было даже предложить ей поселиться на какое-то время в Мальмезоне. Но с женщиной все было гораздо сложнее… И главное, что потом? Можно походить с ней в оперу, можно даже подыскать ей квартиру поблизости, но что потом? Безвыходное положение.