"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

шпионов и диверсантов на Егорьевском заводе «Комсомолец» возглавлял инженер Саломон Арийский, еврей

по национальности107.

В протоколах обысков, которые есть в каждом АСД, отражена невероятная скученность, в которой

приходилось жить эмигрантам, если они не попадали в разряд «номенклатурных работников». Приезжая в

Москву, немцы снимали койку друг у друга, заключали договоры «поднайма», вместе с семьей поселялись в

общежитиях. Инициатива, находчивость, хитрость и обман при решении «квартирного вопроса»,

испортившего, как известно, не только москвичей, должны стать темой отдельных исследований. Материалы

следственных дел дают для этого достаточно оснований.

Как правило, если семья проживала в отдельной квартире, то после ареста человека опечатывалась одна из

комнат — так легче потом было оформить конфискацию имущества осужденного. Так же поступали, если

арестованный проживал один в комнате коммунальной квартиры. Бытующее в литературе мнение, что

жилплощадь получали соседи (и это якобы подталкивало их к написанию доносов), явно упрощает

ситуацию — комната оставалась опечатанной до окончания следствия, а в условиях массовых арестов — и

на годы после расстрела осужденного. Потом ведомственная жилплощадь возвращалась предприятиям и

учреждениям, а комнаты и квартиры, расположенные в центре Москвы, иногда передавались сотрудникам

НКВД.

Случаи с опечатыванием жилплощади среди немецких дел — в явном меньшинстве. Как правило, при аресте

делалась отметка, что в комнате остались проживать члены семьи арестованного. В протоколах обыска

отмечена жилая площадь и состав семьи — так, у

107 В эту группу входили Курт Шуман, Вильгельм Керков, Артур Штенцель, Пауль-Вильям Лейстнер, Вилли Мейер.

61

Фрица Банда на 10 кв. метрах остались «жена, теща, ребенок». Некоторые немцы в ходе допросов

рассказывали, что им приходилось жить с семьями на летних дачах практически без отопления — главным

преимуществом было то, что дача находилась недалеко от станции электрички. Однако овчинка стоила

выделки: в столице качество жизни было несравненно выше, чем в глубокой провинции, несмотря на

острейший дефицит жилья. В Москве легче было найти нужного врача, устроить ребенка в хорошую школу,

сходить в театр, провести свободное время в интересной компании, взять книги в Библиотеке иностранной

литературы.

Центром притяжения немецкой колонии в столице был клуб иностранных рабочих на улице Герцена, его

часто называли «немецким клубом». Там не только проходили политические мероприятия, работали кружки

и т. д. В клубе заводили полезные знакомства и делились опытом, искали совета в сложных жизненных

ситуациях. Игнорирование работы клуба немецкими коммунистами в первой половине 30-х гг.

рассматривалось как уклонение от участия в общественной жизни. Однако в период массовых репрессий все

кардинально изменилось — посещение здания на улице Герцена получало криминально-шпионский

подтекст. А вопрос об этом в ходе допросов следователи задавали практически каждому эмигранту из

Германии.

Немцы, даже прожившие в СССР несколько лет, не понимали, что в стране социализма все взаимосвязано:

увольнение означает потерю права на жилье и в конечном счете на проживание в стране. Конструктор завода

ЭНИМС Курт Лоцкат был задержан 16 сентября 1937 г. в сквере на Старой площади, напротив здания ЦК

ВКП(б). Он попытался объяснить на ломаном русском, что ждет возвращения жены, которая отправилась в

Наркомздрав, чтобы определить детей в детдом. Семья Лоцкатов была выселена из квартиры по решению

суда за пять дней до этого события, и вот как ее глава описывал их дальнейшие мытарства: первые две ночи

мы спали на улице, отдав детей знакомой, третью — на скамейке Сретенского бульвара, откуда нас прогнали

милиционеры и мы отправились на вокзал. Наконец, последнюю ночь мы провели с детьми в электричке,

купив билет до Загорска и обратно.

В целом мобильность немецких эмигрантов не являлась чем-то особенным на фоне «разбуженного

муравейника», каким представала перед иностранным наблюдателем Россия начала 30-х гг. Однако их

естественное стремление получше устроиться в советской жизни трактовалось следователем как сбор

шпионской информации и находило неизбежное отражение в обвинительном заключении.

62

3. Эмигрантские семьи, повседневная жизнь

Наверное, решающим фактором, привязывавшим эмигрантов к новой родине, являлись их русские подруги и

жены. Здесь тесно переплетались высокие чувства и корыстные расчеты, причем и то и другое (в каждом

конкретном случае в разной степени) демонстрировали обе стороны. Советским женщинам импонировали

«культурные иностранцы», хорошо зарабатывавшие и имевшие доступ в Торгсин. Иной привлекательностью

обладали политэмигранты, овеянные ореолом классовой борьбы и готовые вернуться в темное зарубежье —

не исключено, что вместе с боевой подругой, как об этом писали романы революционной эпохи.

Немцев, помимо естественных личных симпатий, привлекала возможность убежать от одиночества,

расширить круг знакомых, выучить русский язык. Женитьба, помимо всего прочего, позволяла укорениться в