"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

о приеме в советское гражданство, однако на момент ареста Альберта и его сыновей Герхарда и Ганса (31

июля 1937 г.), решения еще не было принято. Гедвига Вильнер оказалась в полном одиночестве в стране, не

зная русского языка, не имея никаких контактов и потеряв всех близких. Можно представить себе состояние

этой женщины, когда ее вызвали в районный отдел милиции. Однако там ее ждал сюрприз, который в других

обстоятельствах можно было бы назвать приятным — ей сообщили о том, что она стала гражданкой СССР. В

кругах эмигрантов ходили слухи о том, что всех арестованных немцев отправляют в Германию, и она

решилась на мужественный шаг — отказалась от получения «серпастого и молоткастого» паспорта, заявив, что собирается ехать обратно на родину.

Впав в полное отчаяние, не имея сведений о судьбе близких (муж был расстрелян, а сын выслан из СССР), Гедвига отправилась в Москву, в консульство Германии. Там ее ждал более чем холодный прием — узнав,

что она вышла из германского гражданства, дипломаты попросту не пожелали с ней разговаривать. А на

выходе из здания посольства ее уже ожидали сотрудники НКВД. Немецкая женщина, так и не получившая

советского паспорта, была репрессирована как гражданка СССР. Так было удобнее и проще исполнителям

«большого террора» — меньше хлопот и бюрократических согласований130.

6. Попытка социально-психологической систематизации

Трагический финал в судьбах тысяч эмигрантов из Германии, оказавшихся к 1937 г. в СССР, не может не

воздействовать на позицию исследователя. Роль безвинной жертвы как будто лишает человека обычных

недостатков, говорить и писать о них становится попросту неудобно. Тем более что существует и другая

крайность — в околонаучной публицистике, оправдывающей сталинские преступления, эти люди выступают

в роли потенциальной «пятой колонны» на

История на этом не закончилась. Вернувшись из лагеря, Гедвига принялась разыскивать своих близких. Старшего сына

Герхарда она нашла в 1952 г. — высланный из СССР, он был отправлен в Германии в концлагерь, а потом на фронт, где сразу

же перешел на сторону Красной Армии, сражался до конца войны и осел в Польше. Она добилась реабилитации мужа, и в 1957

г. вместе с семьей младшего сына выехала в ГДР (ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-65023; РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 4469).

78

цистской Германии. Так или иначе оказавшиеся в СССР выходцы из Германии являлись составной частью

того масштабного миграционного потока, который был вызван Первой мировой войной и получил название

«второго переселения народов». «Охота к перемене мест» охватывала прежде всего тех, кто не смог найти

достойной работы на своей собственной родине, чувствовал себя выброшенным на обочину социальной

жизни. Среди них были и политические радикалы, и восторженные идеалисты, и обремененные семьями

трудоголики, искавшие достойной оплаты своего труда, и романтически настроенные бродяги.

Среди рабочих-эмигрантов, прибывших в СССР, было немало людей с иждивенческими настроениями,

которые в полной мере использовали социальное законодательство в личных целях, пополняя армию

«летунов», «рвачей» и т. п. Попадались и лица с откровенно уголовными наклонностями, пьяницы и

хулиганы, о чем представительство германской компартии в Москве неоднократно сообщало в ЦК КПГ131.

Как среди шуцбундовцев, так и среди немецких политэмигрантов, прибывших в СССР, было немало

законченных смутьянов и бескомпромиссных борцов за справедливость. «Понятно, что по приезде в СССР в

одночасье изменить стереотип своего поведения они психологически не могли, и их адаптация к советской

жизни, которая все больше требовала навыков "послушания", лояльности и конформизма, проходила с

большими издержками и сопровождалась неминуемыми срывами»132.

Имеющаяся источниковая база заставляет автора быть крайне осторожным в негативных оценках — и в

личных делах, и тем более в документах следствия, откладывались характеристики и оперативные

материалы на эмигрантов, концентрировавшие в себе «компромат». Вряд ли будет преувеличением сказать, что основная масса трудовых эмигрантов из Германии вполне соответствовала тому типу «своевольного»

рабочего, о котором пишут немецкие историки повседневности применительно к периоду гитлеровской

диктатуры133. Конечно, не может быть и речи о создании единого психологического портрета всех

эмигрантов из Германии, оказавшихся в Советском Союзе к началу большого террора. Но можно выделить

несколько условных типов, к которым в той или иной степени можно отнести

131 Tischler С. Op. cit. S. 15.