"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

протяжении 20-х — первой половины 30-х гг. вел активную политическую работу в рабочем движении,

являясь последовательно членом четырех социалистических партий, включая КПГ. Его арестовывали и

французские оккупационные власти в Руре в 1923 г., и гестапо десять лет спустя. Получив предписание

покинуть Германию как еврей и иностранный подданный, Зелигман со своей женой купил путевку

«Интуриста» и отправился в СССР, где в очередной раз начал обустраивать свою личную и

профессиональную жизнь до тех пор, пока не попал в поле зрения карательных органов. Следователям не

пришлось особо утруждать себя фальсификациями; биография современного Агасфера, менявшего на своем

жизненном пути не только страны и профессии, но и собственную идентичность, говорила сама за себя.

83

Глава 5

КОНТРОЛЬ СВЕРХУ И СНИЗУ

Наряду с учреждениями, определявшими социальный и правовой статус эмигранта, в СССР существовала

целая сеть бюрократических структур, которые так или иначе контролировали его повседневную жизнь на

новой родине. Понятие «сеть» здесь весьма уместно, так как имеет двойной смысл. В негативе эта сеть —

сдерживала свободу передвижения, глушила инициативу, в позитиве — не давала упасть на дно, заменяя

собой горизонтальные структуры отсутствующего гражданского общества. Герд Кенен справедливо говорит

о почти полной потере механизмов социальной самозащиты, о внутренней маргинализации, характерной для

новой советской элиты эпохи большого террора140. Эмигрантов это касалось вдвойне, ведь они не имели

родственных, соседских и земляческих связей, которые были у «местных».

Сразу оговоримся, что мы не берем в качестве объекта исследования контроль со стороны органов

госбезопасности, что на сегодняшний момент практически невозможно ввиду недоступности источниковой

базы. «Чекистское обслуживание», несмотря на то что определенная часть эмигрантов сама являлась

внештатными сотрудниками НКВД («сексотами»), не оказывало прямого влияния на будни немецкой

колонии, ибо по своей сути должно было оставаться незаметным для конкретного человека (конечно, если

тот находился на свободе).

Иной характер имел контроль партийных и коминтерновских структур, которые рассматривали эмигрантов в

качестве объекта для своей воспитательной работы, а также в качестве кадрового резерва, что позже сыграет

решающую роль в предыстории ГДР. Этот контроль неоднократно становился предметом научного анализа,

однако преимущественно на основе материалов архива Коминтерна. Привлечение в качестве источника АСД

позволяет исследовать новые грани данной проблемы, преимущественно на микроуровне.

Гораздо существенней в материалах следствия объем информации, затрагивающий проблему

взаимоотношений немецких эмигрантов и посольства Германии. Хотя отбор и накопление данных было

подчинено задаче фальсификации обвинения в шпионаже, при их критическом анализе можно дополнить

наши знания о деятельности посольства Третьего рейха в сталинской Москве — деятельности, из

140 Koenen G. Was war der Kommunismus? Goettingen. 2010. S. 86.

84

вестной нам скорее «изнутри», чем «извне» — из воспоминаний его сотрудников и работ, построенных на

архивных материалах МИД ФРГ141. Это открывает возможность для сравнительного анализа

функционирования бюрократических механизмов двух диктатур, их вынужденного взаимодействия и

противодействия друг другу, предопределенного остротой советско-германских отношений во второй

половине 30-х гг.

1. Германское посольство

Прежде всего возникает вопрос о том, в какой мере посольство Германии после 1933 г. олицетворяло собой

гитлеровский режим, а в какой — продолжало автономное существование, выполняя рутинные задачи

любого дипломатического представительства. Очевидно, что отнюдь не все функции внешнеполитического

аппарата Германии были проекцией гитлеровских планов мировой экспансии. Являются преувеличением

утверждения, что «в ходе преследования немецких антифашистов-эмигрантов МИД фактически исполнял

роль филиала гестапо»142.

Для дипломатов, даже представляющих диктаторские режимы, характерна известная независимость в

суждениях, иногда доходящая до открытого противостояния господствующей идеологии143. Советник

посольства в Москве Ганс Херварт писал в своих мемуарах: «Мы были убеждены в том, что Сталин,

отбросив идеологический балласт и проводя прагматичную политику, стал возводить на месте

коммунистического хаоса сильную в экономическом и военном отношении державу. Мы воспринимали

Россию гораздо серьезнее, чем национал-социалисты»144.

В то же время было бы неправильно впадать и в другую крайность — рассматривать работу посольства вне

политического контек

141 Herwarth Н. Zwischen Hitler und Stalin. Erlebte Zeitgeschichte 1931-1945. Frankfurt am Main, 1985; Hilger G. Wir und der Kreml.