"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

нительную информацию для «соседей», как это было с Гертрудой Тифенау, чтобы вопрос о ее использовании

на нелегальной работе (она закончила двухгодичные курсы радистов ОМС ИККИ) отпал сам собой. Данные

об антисоветских высказываниях Георга Керна из отдела кадров были переданы в контрольную комиссию

Коминтерна, и он был исключен из КПГ в феврале 1936 г. Но его личное дело продолжало пополняться

«компроматом», который с Моховой регулярно пересылался на Лубянку166.

В то же время отдел кадров пытался оградить «проверенную часть политэмиграции» от репрессий и

дискриминации. 15 сентября 1937 г. его руководитель предлагал среди прочего: «в) дать указание органам

НКВД, что все иностранцы, оставляемые в СССР, должны получить соответствующие документы с

указанием, где они имеют право проживать, г) дать специальное указание соответствующим советским

органам о месте проживания и порядке направления на работу чле

аналогичный запрос поступил в ГУГБ НКВД по поводу Пауля Шербера-Швенка, намечавшегося на работу в тот же отдел (Там

же. Д. 6249. Л. 60). 166 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 4662.

98

нов семей лиц, арестованных органами НКВД»167. Из данных предложений видно, что сотрудники OK ИККИ

имели сведения о начавшейся немецкой операции, хотя воспринимали ее скорее как серию

административных репрессий, нежели как масштабную кампанию государственного террора.

Сотрудники Московского управления НКВД свои запросы в отдел кадров ИККИ делали только через

центральный аппарат. После ареста Генриха Шиллера 3 отдел УНКВД МО обратился в Центр: «Просим

проверить по Коминтерну и сообщить об обстоятельствах приезда Шиллера в СССР и о его деятельности в

Германии как члена КПГ». Гильда Гаушильд уже в сентябре 1936 г. фигурировала в списке «троцкистских и

прочих враждебных элементов» из числа членов КП Германии в эмиграции, составленном OK ИККИ168.

Арест ее мужа Роберта ускорил приближение развязки. Гаушильд была арестована через полгода после того, как «компромат» на нее был отправлен Полячеком в областное управление НКВД. Негативные материалы,

присланные из ИККИ, решили судьбу этой женщины — она попала в ГУЛАГ, хотя являлась гражданкой

Германии и первоначально предназначалась к высылке169.

В АСД Эрны Петерман отмечено, что ее арест столичные чекисты согласовали с Полячеком. Эрна и ее муж

Вернер до этого были отстранены от работы и исключены из партии. Оба работали в аппарате ИККИ, но

отказывались порвать связь с родными в Германии, регулярно посылали деньги отцу Эрны. Между

увольнением и арестом не прошло и трех месяцев. Интересно, что Вернер на одном из первых допросов

достаточно точно определил число репрессированных работников ИККИ — около 70 человек. Очевидно,

масштаб репрессий было невозможно скрыть, поскольку все работники этого учреждения, несмотря на его

секретный характер, были на виду друг у друга.

Дело Петерманов лишний раз подчеркивает, насколько силен был «семейный принцип» в кадровой политике

ИККИ. Действительно, работа в Коминтерне являлась высокооплачиваемой и престижной, и ответственные

работники старались устроить туда своих близких. Как правило, жены профессиональных революционеров

разделя

167 Цит. по: Дель О. Указ. соч. С. 102.

168 См. Мюллер Р. Указ. соч. С. 75. Сн. 58.

169 Ее видели в камере Бутырской тюрьмы, где содержались женщины, которых готовили к высылке в Германию (Buber-Neumann М. Als Gefangene bei Stalin und Hitler. Eine Welt im Dunkel. Herford. 1985. S. 161). Гильда Гаушильд (она работала на

Инорадио и выпускала передачи под псевдонимом Гильда Левен) получила по приговору Особого совещания НКВД от 18

января 1941 г. 8 лет и умерла в Карлаге в 1942 г.

99

ли не только все тяготы жизни своих мужей, но и их политические убеждения. Кроме того, в условиях, когда

решающим обвинением становилось «знакомство с арестованным врагом народа», выходившее за рамки

служебной необходимости (т. е. обычные приятельские отношения, проведение досуга и т. д.), это обвинение

касалось семьи в целом.

Процедура разбора персональных дел вначале в низовой партийной организации аппарата ИККИ, а затем и в

Интернациональной контрольной комиссии (ИКК), выглядела как настоящее самоедство. Обвиняемый

каялся и признавал свои проступки, обвиняющие находили эти покаяния недостаточными и требовали

«саморазоблачиться перед партией», «открыть свое подлинное лицо»170. Впоследствии копии протоколов