"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

этих заседаний, или по крайней мере выдержки из них, оказывались в АСД. Следователи НКВД продолжали

«чистить лук», развивая логику партийных разбирательств в уверенности, что те попросту не дошли до

антисоветской сердцевины обвиняемого.

Если движение от партийной прелюдии к чекистскому финалу в годы большого террора было правилом, то

исключением являлась остановка между этими этапами и балансирование над пропастью, ожидание

неминуемого ареста, который так и не произошел. Попытки исследователей найти здесь некие

закономерности, обобщив анализ отдельных случаев, на взгляд автора, обречены на неудачу. Сказывается

скудость и подчиненное значение сохранившихся источников (протоколов заседаний, объяснений

обвиняемых) в условиях, когда решающую роль играло неформальное заступничество «патрона» в

коминтерновской иерархии, редко находившее прямое отражение в письменной форме.

Показательный анализ исключения такого рода дан на примере партийного разбирательства в отношении

Герберта Венера171. Приведем в качестве еще одного нримера персональное дело Отто Винцера (будущего

министра иностранных дел ГДР) и его жены, которым занимались партийная организация аппарата ИККИ и

ИКК во второй половине 1936 — начале 1937 г. За «порочащие связи» с арестованными работниками

Коминтерна оба получили строгие взыскания и были уволены, однако удержались в кадровой обойме КПГ. В

данном случае определяющую роль сыграл «позитивный настрой» партийных лидеров, который можно

почувствовать в записках и справках, подписанных Вальтером Ульбрихтом и Гербертом Венером, а также

благоже

170 Studer В., Unfried В. Der stalinistische Parteikader. Identitaetsstiftende Praktiken und Diskurse in der Sowjetunion der 30er Jahre.

Koeln, 2001.

171 Mueller R. Herbert Wehner-Moskau 1937.

100

лательный подход, который демонстрировал в ходе разбирательства член Политбюро ЦК КПГ и

председатель ИКК Петер Флорин.

Дело Винцера (работавшего в СССР под псевдонимом Отто Лоренц) в конечном счете было спущено на

тормозах, однако на протяжении четырех лет оно занимало умы и самого обвиняемого, и руководителей

эмигрантского правления КПГ. Было найдено рациональное объяснение и получению Винцером в июле 1934

г. заграничного паспорта в Берлине, и освобождению после допросов в гестапо, и утрате значительной

суммы партийных денег. Тон обвинений изменился после того, как в СССР закончилась эпоха «большого

террора» и из тюрьмы был выпущен Эрих Вендт, знакомство с которым ставилось в вину Винцеру. Один из

участников разбирательства позволил себе даже самоиронию: «Я уже на заседании ИКК выражал сомнения

в том, что Вендт является троцкистом, заметив, что мне не известно ни одного случая, чтобы органы НКВД

выпускали на свободу троцкиста»172.

Сказавший эти слова Вальтер Ульбрихт, будучи секретарем немецкого представительства (секции) при

ИККИ, а фактически эмигрантского правления КПГ, имел полное представление и о масштабах арестов

своих товарищей, и о предшествовавшей им партийной инквизиции. Правда, речь шла только о тех из них, кто поддерживал постоянную письменную или личную связь с представительством, регулярно платил

членские взносы — таковых было чуть более трети от общего числа внесенных в картотеку173. Там, где

работали или проживали несколько членов КПГ, они образовывали первичную партийную ячейку — в Доме

политэмигранта, гостиницах «Люкс» и «Балчуг», в ДЦЦ, на Электрозаводе. В различных отделениях аппа-

рата Коминтерна было создано пять таких ячеек.

Исходя из принципа, что у коммуниста не может быть тайн от партии, московское представительство КПГ

стремилось к тотальному контролю за своими подопечными. Там не только принимались решения, кому

подавать заявление о переходе в советское гражданство или вступлении в ВКП(б), но и распределялась

финансовая помощь политэмигрантам, разбирались неурядицы их личной жизни. Отвечая на обязательный

вопрос следователя о контактах с родственниками, оставшимися в Германии, Ганс Шрепфер, как и многие

другие

172 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 237. Т. 1. Л. 206.

173 На конец 1937 г. из 1769 членов КПГ, зарегистрированных в картотеке представительства, платили взносы только 678

человек. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 292. Д. 94. Л. 1.

101

эмигранты, показывал, что письменную связь им в 1935 г. запретила поддерживать именно немецкая секция

ИККИ.

Лидеры КПГ, оказавшиеся в московской эмиграции, были уверены в том, что большинство простых членов

партии оказалось в СССР отнюдь не из-за того, что за ними по пятам следовало гестапо, а из корыстных

побуждений. Вильгельм Пик настаивал на высылке не менее двух третей эмигрантов, даже если их в