Ну, здрасте, дедули (СИ)

Быстро проверив парня с помощью нескольких заклятий, колдомедик заявил, что тот в прекрасном состоянии и ему можно аппарировать хоть в ту же минуту. Волдеморт, видимо, только этого и ждал, потому что снова прихватил своих спутников под руки и они аппарировали назад в его кабинет.

— Отправляйся к себе, Гарри, — тут же скомандовал он. — Фредерик, останься.

Поттер, не протестуя, поспешил выполнить приказ деда. Усталость разлилась по его телу, он чувствовал, что может уснуть, не дойдя до комнаты, и до утра пролежать на холодном полу замка.

Он буквально летел в объятия своей кровати и, приложив нечеловеческие усилия, дабы раздеться, залез под одеяло, моментально проваливаясь в царство Морфея.

***

Следующим днем Поттер проснулся ближе к обеду, с удивлением отметив, что его, заснувшего перед рассветом, помиловали, не став будить к завтраку и звать на тренировку, чему он был премного благодарен.

Гарри с удовольствием вытянулся на кровати, понимая, что уже давно не чувствовал себя настолько выспавшимся и бодрым. Он еще немного полежал, наслаждаясь тишиной, а потом поспешил в душ, мечтая побыстрее покушать, удовлетворяя зов пустого желудка.

Любопытство заставило его на несколько мгновений застыть перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Сказать по правде, сначала его насторожила кария крапинка в левом глазу и он, в лучших традициях внутреннего ипохондрика, который время от времени просыпался в нём, успел поставить себе смертельный диагноз и знатно опечалиться по этому поводу. И лишь через несколько секунд, стоя под тёплыми струями воды в душевой и прощаясь с миром, он понял, что крапинка была ничем иным, как последствием ночного ритуала и именно она свидетельствовала, что он вошел в род Гонт.

На минуту улыбнувшись, Поттер представил, какие изменения могли произойти с ним, войди он в род Малфой. Явно не отделался бы одной лишь серой крапинкой в цвет глаз всех представителей данного рода, непременно обзаведясь пепельно-белой прядкой волос, которая придала бы ему солидности. Хотя ведь мог оказаться и обладателем белых корней или кончиков волос — это уже на усмотрение магии — что сделало бы его образ весьма комичным.

Он ухмыльнулся своим же мыслям.

Жизнь налаживалась.

========== Глава 75 ==========

— Минус один, — мужчина буквально пропел эти слова, пытаясь найти что-то лишь ему известное на исписанном пергаменте. — А вот и вы, дорогуши, — не теряя весёлости, он слегка закусил нижнюю губу, вспоминая окровавленные тела с застывшими масками ужаса на лицах, и что-то зачеркнул, так сильно вдавливая перо, что чуть не порвал многострадальный пергамент. — Вот и вы ушли с арены, — протянул он и гортанно рыкнул, — вот и вас не стало, — не успел мужчина закончить, как дверь в его тёмный, маленький и чудовищно захламленный кабинет отворилась, и щупленький плешивый старикашка вошел внутрь.

— Не смею отвлекать вас, господин Змей, — пролепетал вошедший, — но Таурус приказал передать, что ваши люди готовы. Они ждут, чтобы вы повели их в бой, где они смогут оправдать ваши надежды, помогая вам взойти на трон.

Молодой человек, именуемый Змеем, властно повёл кистью левой руки, заставляя старика ещё больше съежиться и замолчать, сделав судорожный вздох.

— Выступаем завтра, — и чувствуя комичность момента, мужчина продолжил: — На рассвете.

Престарелый слуга благоговейно посмотрел на своего молодого предводителя и, согнувшись в никчемном поклоне, поспешил удалиться.

Змей скорчил гримасу презрения и устало прикрыл глаза ладонью. Иногда в нём просыпался здравый смысл, пробуждая совесть и запуская механизм саморазрушения, заставляя один и тот же вопрос круглосуточно занимать всё его внимание. Противные, будто липкие, слова грозились слететь с языка и подставить его под удар его же некогда преданных слепых последователей, которые из-за своей узколобости никогда не могли бы стать ему соратниками.

Три слова, девять букв… Порой они не давали ему покоя, сводили его с ума.

«Что я такое?»

Он монстр, больной ублюдок, уничтожающий людей во благо своему капризному Эго, некогда искалеченному внутреннему Я, которое молило о реванше, заглушая другие потребности его естества. Порой он ненавидел себя и несколько раз пытался свести счеты с жизнью, но каждый раз в этом бою не на жизнь, а на смерть, выигрывала столь презираемая им трусость. Он ненавидел себя за трусость, но каждый раз оказывался у нее в плену, и она лишь умножала его жажду крови и мести.

Он до крови прикусил внутреннюю сторону щеки, желая прогнать наваждение, вызванное внезапно проснувшейся человечностью.

***

Наверное, многим знакомо то угнетающее чувство, когда беспричинный страх сковывает человека изнутри, заставляя его время от времени мелко подрагивать. Первородный животный страх, доставшийся людям от обезьяноподобных предков, способный медленно убивать человека изнутри, разрушая его нервную систему, беря в плен все его мысли и управляя всеми его действиями, подчиняя человека себе, словно давно вышедшую из моды безвольную куклу.