Нуар

Как ни странно, их никто не перебивал. «Баритон» и комиссар стояли в сторонке, курили, «ажан» молча писал протокол, еще один так же безмолвно разливал принесенный кофе в чашки. Ричард Грай старался переводить слово в слово, прекрасно понимая, что бывшему прапорщику уже ничем не помочь. Он попытался представить себя на этом стуле и невольно содрогнулся. Что он бы сделал? Только одно – молчал бы. Вглухую, до самой смерти, хоть от диабета, хоть от побоев. Все равно выйдет быстрее и с меньшей болью. Но Гершинин – не шпион, а всего лишь профессиональный болтун. Привык – и не может остановиться.

Эх, Лёва, Лёва…

– Они меня спра-ашивали, где это оружие, какое оно. Откуда мне знать, Родя? Про немецкую ра-азведку говорили. Какая ра-азведка? Я журналист, я писа-ал то, что интересова-а-ало людей. Меня никто не может обвинить, я ни ра-азу не солгал. Ни разу! Я не просла-авлял Гитлера, я его фамилию да-а-аже не упоминал. Я честно зараба-атывал деньги, у меня семья, Родя, всех на-адо кормить. И на лека-арство столько средств уходит!..

Лев потел. Лев тяжело дышал. Толстый старый Лев не хотел умирать.

– Родя, ты найди испа-анского консула в Касабланке. Я заявление написа-ал, но его порвали. Нельзя со мной так, я же больной, мне ка-аждые два часа кушать надо. Пусть они с самим Тросси поговорят, он за-автра здесь будет.

– Тросси умер, – не выдержал бывший штабс-капитан. – Кстати, он никакой не граф… Лёва ты бы заткнулся, а? Требуй консула и молчи.

Он оглянулся, ожидая, что бдительный майор вмешается, но Сонник, странное дело, даже не смотрел в их сторону. Пил кофе, разглядывал потолок. Ричард Грай удивился, но тут же понял. «Баритону» не нужен загнанный Лев, его добыча – Родион Гравицкий.

– Умер? – Гершинин изумленно моргнул. – Ка-ак это умер?

Бывший штабс-капитан пожал плечами.

– Так же, как и я. Люди умирают, Лев, ничего с этим не поделаешь. Говорят, ты статью написал о великой победе немецкого оружия на плато Веркор? Прислал бы экземплярчик.

Сказал – и тут же пожалел. Встал, подошел к безмолвному Прюдому, достал папиросы.

– Хватит! Если надо, зовите переводчика.

Комиссар открыл было рот, но его опередил «баритон».

– Можно и не звать, о-о-от… Вы же, Гравицкий, человек опытный, понимать должны. На «высшую меру» подельщик ваш уже накукарекал, о-о-от… Преступный сговор, намерения, факт знакомства с фигурантами. В том числе, между прочим, с вами, о-о-от… В протокол записано, свидетели имеются.

Ухмыльнулся, перешел на французский.

– Господин комиссар! Я, как представитель СССР, требую передачи копий всех документов по делу. На задержании присутствующего здесь подданного Турции Грая пока не настаиваю, но прошу проследить, чтобы он не покидал город.

«О-о-от» куда-то исчезло, да и акцент стал менее заметен. Ричард Грай не слишком удивился. Лекарство из его бывшей аптеки помогло, не иначе.

Прюдом принялся что-то торопливо объяснять, водя руками по воздуху, но бывший штабс-капитан не стал вникать. Надел шляпу, шагнул к двери.

– Постойте, постойте, гражданин Гравицкий!

«Баритон» чуть ли не бегом бросился к порогу, преграждая путь. На этот раз Сонник изъяснялся на великом и могучем.

– Вы, значит, не спешите, о-о-от… Не закончили мы еще.

Пальцы майора легли на ручку двери. Сжались. Бывший штабс-капитан покосился на друга Даниэля. Самое время власть проявить, иначе без мордобоя не обойдется.

«Баритон», кажется, понял. Пальцы разжал, поглядел прямо в глаза.

– Полицай по-русски не понимает?

Ричард Грай, в очередной раз подивившись «полицаю», молча покачал головой. Сонник криво усмехнулся.

– Оно и к лучшему. Задержитесь на минуту, о-о-от…

Помедлил и добавил.

– Пожалуйста.

Бывший штабс-капитан, немного подумав, вновь снял шляпу. «Баритон» пожевал губами, стер с лица улыбку.

– Удивляюсь я, вам Родион Андреевич, о-о-от… Вроде бы, Крым и Рим прошли, а увидели этого слизня и нюни распустили. Друг ваш? Товарищ полковой? Кормить его вздумали? Ох, эти мне интеллигенты, о-о-от… Глядите, что сейчас будет. Только нервничать не надо, я к этому говнюку и пальцем, о-о-от… И пальцем не прикоснусь.

Поглядел на Прюдома, вновь натянул улыбку на лицо:

– Господин комиссар! С вашего разрешения я задам несколько вопросов задержанному.

На этот раз его французский был почти безупречен. Не дожидаясь помянутого разрешения, Сонник подошел к столу, за которым тосковал несчастный Лев, постоял секунду-другую…

– Встать, с-сука! Не то яйца папиросой насквозь прожгу!..

Снова по-русски – негромко, с легким присвистом. Гершинин дернулся, попытался подняться. С грохотом упал опрокинутый стул. Лев, не без труда распрямившись, оперся ладонями на край стола.

– Руки по швам, вражина!..

Гершинин икнул, оторвал пальцы от столешницы, бросив безумный взгляд в сторону Прюдома.

– Не поможет! – отрубил Сонник. – Тебя, с-суку, мне на два часа отдают. Запру кабинет и стану ногами метелить, пока в говно не превратишься. И никто тебя, гада фашистского, не спасет. Понял? Спрашиваю, понял?

Лев утробно вздохнул и внезапно всхлипнул.

– Понял. Не бейте, не на-адо.