- Ну вот, тут и авиабилет на рейс № 214, так и должно быть. А дальше... О, да все лучше, чем я думал. И паспорт с соответствующим штампом, и виза нашего посольства. Значит, с пропиской не будет никаких осложнений. И на работу, в случае чего, ее можно будет устроить. А главное -отпали все сомнения, какие, чего греха таить, нет-нет да и лезли мне в голову: крепко въелась в меня старая закваска.
— Так ты что, и за шпионку готов был ее принять?
- Что поделаешь, в практике моей работы и не такое случалось. Девушка она, конечно, симпатичная, милая. Да ведь если только на это полагаться... Словом, всякое за эти дни пришлось передумать.
- А теперь?
- А теперь - ша! - отрезал Рындин. - И хватит об этом.
Идти пора, нас обоих в больнице ждут. Может, и мою сегодня выпишут. Надоело бобылем жить.
- Сегодня едва ли. Я звонил им вчера вечером. Сказали, что по понедельникам не выписывают, что будут завтра.
- Ну, завтра так завтра. Ты как, сначала домой?
- Да, надо захватить кое-что ей в больницу.
- А я прямо в райцентр. Попрошу все-таки выписать мою старуху.
- Ну, будь здоров, - Радов пожал приятелю руку и зашагал по знакомой дороге, сжимая в руках драгоценную сумочку и забыв уже и о Рындине со всеми его сомнениями и версиями, и обо всем на свете, кроме той, которая ждала его сейчас в больничной палате и с кем он не расстанется скоро ни на один час. Только бы прошли благополучно эти дни!
Глава шестая
Однако прошел и один, и два, и три дня, а Нуэла все еще оставалась в больнице. И только в конце недели она наконец встретила его ликующим возгласом:
- Всё! Завтра утром вы можете забрать меня отсюда. И вот это утро наступило.
Дача встретила их низким пчелиным гулом и густым ароматом только что распустившейся сирени. Радов открыл перед Нуэлой дверь и, легонько подхватив под локоть, провел в принаряженную ради такого случая гостиную. На окнах ее висели красивые, словно наполненные воздухом гардины, пол покрывал мягкий, ворсистый ковер, на книжном шкафу и пианино стояли роскошные букеты свежесрезанных пионов, а на столе громоздились горки фруктов, печенья, пирожных и пузатые бутылки домашнего, приготовленного самим Радовым, вина.
- И это все ради меня?! - воскликнула Нуэла восторженным шепотом.
- Мне хотелось бы немного отметить твое выздоровление.
- И нашу неожиданную встречу?
- Да. Только, знаешь, я ждал этой встречи, верил в нее. И, как мне кажется, только эта вера и согревала меня всю жизнь.
- Я тоже... ждала чего-то. Но до сих пор боюсь поверить, что все это не сон. И потом... как я здесь, в чужой стране, без документов?..
- А у меня есть для тебя сюрприз. Кстати, пойдем я покажу твою комнату. Это наверху, в мансарде. Там тебе будет удобно и покойно. В нее ведет даже отдельный вход, с веранды. И есть маленькая лоджия, прямо над цветником. Сейчас увидишь.
Он помог ей подняться по лестнице, распахнул дверь и указал на стол, куда заранее положил найденную сумку:
- Знакома тебе эта вещица?
- Ой, моя сумка!? Не может быть! - Нуэла метнулась к столу, щелкнула замочком. - Да, моя сумка, и все целехонько. Вот уж действительно сюрприз! И это тоже - благодаря вам? Скажите, вы человек или какой-то добрый дух, посланный мне богами?
- Я самый обыкновенный человек, Нуэла. Но для дочери Джуны готов быть и добрым духом, и любящим отцом, и самым верным и преданным другом.
- А я для вас... Нет, словами это не выразишь.
Девушка прошлась по комнате, села на диван. Затем положила его большую, огрубевшую ладонь себе на грудь и тихо прошептала:
- Слышите, как бьется мое сердце? И пока оно бьется, до последнего его удара я буду служить вам как Богу.
Он ласково погладил ее по голове:
- Милая моя девочка! Зачем это? О какой службе ты говоришь? Я счастлив уже тем, что ты будешь жить возле меня и я смогу по мере возможности заботиться о тебе как о родной дочери.
Смутная тень пробежала по лицу Нуэлы.
- Только потому, что я дочь Джуны? - быстро проговорила она.
- Да... - почти машинально подтвердил он и вдруг по--нял, что это не так, что, как ни священны были для него воспоминания о Джуне, это были всего лишь воспоминания, а то, чем стала для него Нуэла, было превыше любых воспоминаний, да и чувства, какие он питал к ней, были совсем не такие, какие были в отношениях с его детьми, хотя он и пытался убедить себя, что испытывает к ней чисто отцовскую привязанность.
- Да, наверное... - повторил он, все больше осознавая, что говорит не то, что думает, и боясь признаться в этом Нуэле.
А она вдруг как-то сникла, ресницы ее дрогнули, в глазах появилось внезапное смятение, растерянность, даже боль.
- А я думала...
Можно ли было и дальше кривить душой?
- Вернее, я хотел сказать, - поспешил добавить Радов, -что я всегда готов был сделать все, что мог, для Джуны. Но, встретив тебя... Боже, неужели ты не видишь, что стала для меня самым дорогим, самым близким человеком на свете, кто бы ни был твоей матерью?!
- Это правда? - проговорила она дрогнувшим голосом.
- И ты еще спрашиваешь!