Нуэла

С не меньшей убежденностью она верила в предопределение и почти убедила Радова, что именно по велению судьбы они встретились и оказались вместе.

Впрочем, это его как раз вполне устраивало, потому что в значительной мере позволяло преодолевать чувство неловкости, которое он не мог не испытывать при столь тесных контактах с молодой, красивой девушкой.

С судьбой не поспоришь. И ни к чему было искать какие-то оправдания тому, что он не мог и минуты пробыть без своей «дочери». А та, в свою очередь, держалась с такой естественной непосредственностью, что казалось, и в самом деле прожила с ним не одну жизнь. Так, но крайней мере, представлялось Радову, пока не произошло одно маленькое происшествие.

День их был заполнен до предела. А по вечерам, когда на землю опускалась бархатистая летняя ночь, излюбленным занятием их стало сидеть на скамеечке под старой яблоней и смотреть на далекие звезды. Что при этом думала Нуэла, подняв голову к ночному небу, Радов не знал, он старался ни о чем не расспрашивать ее. Но однажды она сама тронула его за рукав и сказала:

- А вы не хотели бы посмотреть, как я летаю?

- Очень, очень хочу! - обрадовался Радов. - Я давно собирался просить тебя об этом.

- Тогда встаньте вот сюда, к дереву, и постарайтесь ничему не удивляться.

- А ты не улетишь совсем? - в шутку, но не без тревоги спросил Радов.

- Из своего гнезда не улетают, - просто ответила Нуэла. - А чтобы вы не беспокоились, дайте ваш фонарик.

Она зажгла фонарик, отрегулировала яркость, пристегнула его к пояску своего платья:

- А теперь смотрите!

Радов отошел чуть в сторону, Нуэла вскочила на скамью, слегка приподнялась на носочки, запрокинула голову назад, подняла руки вверх и, легонько оттолкнувшись от скамьи, взмыла в сгустившуюся черноту ночи.

Ноги ее были плотно сжаты, тело словно вытянулось в тугую, упругую струну, и только руки, как два больших тонких крыла, плавно и синхронно изгибались из стороны в сторону, задавая направление полету.

Впрочем, все это лишь на мгновенье мелькнуло перед глазами Радова и тут же исчезло во мраке ночи. Лишь крохотная искорка света от фонарика продолжала подрагивать в сажистой тьме, уносясь все выше и выше к сияющим звездам.

И сразу жуткое предчувствие охватило Радова. Ему вдруг представилось, что Нуэла не вернется, что он снова останется один в этой опустевшей даче, в этой жизни, где она была единственным светлым пятнышком на фоне серой, безликой действительности. Он готов был уже закричать от охватившего его отчаяния. Но крохотное пятнышко вновь закружилось над его головой - и Нуэла, радостная, возбужденная, с лету бросилась к нему на грудь.

- Вы чем-то расстроены, мой друг? - спросила она, всматриваясь в его лицо.

- Н-нет... Просто я вдруг подумал, что ты сможешь когда-нибудь вот так же улететь и... не вернуться.

- Оставить вас одного?!

- Да...

- Разве дочь может покинуть своего отца?

- Это бывает сплошь и рядом.

- Да, пожалуй. Но... я же вам... не дочь.

- Я понимаю...

Г

- Понимаете? Ничего вы не понимаете. Ничего! - ока вдруг всхлипнула и побежала к дому.

- Нуэла, постой! Постой, Нуэлочка! - он догнал ее лишь у самого крыльца, обхватил ее вздрагивающие плечи. - Что с тобой, родная? Я чем-то обидел тебя?

- Да разве вы можете кого-нибудь обидеть? - промолвила Нуэла, глотая слезы. - Просто я... Просто я забылась немного. Это бывает после полета. Простите, пожалуйста. И спокойной ночи, - она поцеловала его в щеку и побежала к себе наверх в мансарду.

Он медленно прошел в гостиную, не зажигая света, опустился на диван. Голова у него шла кругом от того, что он только что услышал от Нуэлы, в ушах неотступно звенел ее полный отчаяния возглас: «Вы ничего не понимаете! Ничего!».

Что она хотела этим сказать?

«В самом деле, чего же я не понимаю? - снова и снова пытался он уразуметь смысл ее слов. - Неужели она имела в виду, что я не понимаю, не вижу ее желания стать больше чем просто моим другом?! Боже, это было бы таким счастьем, о каком я не смею и мечтать. Но разве это возможно при нашей разнице в годах? И разве я осмелюсь когда-нибудь предложить ей что-то в этом роде?»

Радов до сих пор не мог забыть, как несколько лет назад увлекся одной молодой особой и в ответ на свое признание услышал резкое, как удар хлыста:

- А что мне ваша любовь даст?

Нет, он даже мысли не допускал, что нечто подобное может сказать Нуэла, и все же... И все же что-то неопределенное и недосказанное до сих пор оставалось в их отношениях. Впрочем, что касается самого Радова, то все было яснее ясного: он любил ее, любил как женщину, как жену, как самое желанное существо на свете, любил так, как не любил никого и никогда в жизни. А что таится в ее душе?