Нулевая гипотеза

— Да что вы, товарищ генерал, конечно, поощряйте. Вы даже не представляете! Как гора с плеч! А то я всю голову сломала. А тут вона что, как говорит один мой сосед по даче.

— Ростова, я вчера договорился по вашей просьбе с доцентом кафедры аэродинамики летательных аппаратов Московского авиационного института Бочаровым Максимом Ивановичем. Он готов с вами встретиться и дать консультацию.

— Вот спасибочко, товарищ генерал! — воскликнула я. — А я уже думала, вы позабыли.

Генерал укоризненно смерил меня взглядом и продолжил:

— Во-первых, Ростова, вам давно пора запомнить, что я никогда и ничего не забываю, а во-вторых, Максим Иванович будет ждать вас завтра утром на площадке перед ДК МАИ, на Дубосековской, ну вы, Ростова, знаете. В 8:00 часов. У них там какое-то мероприятие. В общем, он мне обещал выделить для вас время.

Бочаров оказался довольно модным мужчиной средних лет, высокого роста, немного полноватым, с густой, черной как смоль курчавой шевелюрой на голове. Его и без того слегка смуглое лицо оттеняла бородка а-ля Че Гевара и коротко подстриженные усы. Вкупе с кожаной курткой на металлических заклепках, тонкими кожаными штанами и сапожками-казаками он смотрелся весьма брутально и больше напоминал рокера, чем доцента такой серьезной кафедры.

— Генерал просил меня ответить на все ваши вопросы, но сразу хочу пояснить, что некоторые научные темы нашего теперь уже университета являются секретными. Так что не обессудьте — без соответствующего допуска…

— Полноте, Максим Иванович, я ни в коей мере не собираюсь посягать на ваши военные секреты. Мне нужна консультация чисто на бытовом уровне, без формул и прочих математических выкладок. Представьте, что вы просто выступаете с лекцией, ну, скажем, перед восьмиклассниками нашей, — я кивнула на стоящее напротив ДК МАИ пятиэтажное здание, — школы.

— Как, вы тоже учились в 82-й испанской спецшколе? — обрадовался ученый. — А я ее окончил в 1988-м.

— Значит, я немного старше вас. Я выпустилась в 85-м. Странно, я совсем вас не помню.

— Ничего удивительного, — улыбнулся Бочаров, — вы ведь наверняка, как и все наши девчонки, предпочитали ребят-старшеклассников. Где уж вам было запомнить мелюзгу из младших классов. А я вот вас вспомнил. Вы почти не изменились.

— Спасибо. Но внешние метаморфозы, как естественный процесс старения, это полбеды, а вот внутренние…

— А вы — философ, Наталья…

— Просто Наташа, — поспешила я на помощь, — мы же почти ровесники, к чему эти условности. Предлагаю перейти на «ты».

— О’кей! — легко согласился Бочаров. — Итак, что вас интересует? Говорите как есть, а я уже сам сформулирую для себя вопрос так, чтобы ответ на него был… — Максим Иванович замолчал, подыскивая нужное слово, — скажем так, научно-популярным. Договорились?

— Договорились. Скажите, в СССР занимались разработкой самолета-невидимки?

— Конечно. Еще в тридцатые годы этой проблемой вплотную занимались. Радиолокационные станции, а правильнее будет сказать, радиоулавливатели самолетов появились в СССР еще до войны. Первая созданная система «Прожзвук» была малоэффективной, так как определяла направление шума двигателя самолета и передавала информацию на прожекторную станцию — ПРС. Если была облачная погода, то прожекторы просто не находили самолеты противника. Работы над созданием более совершенных радиоулавливателей РУС начались в СССР еще 1933 году, а 3 января 1934 года в Галерном порту Ленинграда был проведен эксперимент, в котором впервые по отраженным радиоволнам был обнаружен летящий самолет…

— Ради бога извините, Максим Иванович, сама виновата, не смогла корректно сформулировать вопрос. Меня интересует, велись ли работы по созданию самолета-невидимки в прямом смысле. Невидимки. Понимаете?

Бочаров минуты две молча рассматривал меня, вероятно пытаясь сообразить, как эта ненормальная, то есть я, оказалась на воле. А потом, видимо так и не определившись, что со мной делать дальше — просто прогнать или все же позвонить в службу «03», спросил:

— Вы, вероятно, имеете в виду самолет, невидимый для наблюдателя?

— В точку, — облегченно вздохнула я. — Видите ли, Максим, меня интересуют не столько секретные разработки вашего института, сколько сам принцип: можно или нет сделать такой самолет?

— Ну, вообще-то, насколько я знаю, в тридцатые годы были проведены испытания такого самолета на базе спортивного моноплана АИР-3. Но работы быстро свернули как неперспективные.

— Почему?

— Потому что материал, которым был покрыт фюзеляж самолета, быстро приходил в негодность. Я точно не знаю, но там использовали что-то типа целлулоида, покрытого амальгамой. Как-то так. И потом, повторюсь, — приоритетное направление имело создание самолета, невидимого для локаторов, потому что скорости у самолетов росли, высота полетов тоже, и невидимость самолета для человеческого глаза, скажем на расстоянии даже километра от земли, решающего значения уже не имела.

— А что делают для незаметности самолета сейчас?