Нулевая гипотеза

— Вас потом спрашивали, как все было?

— Да.

— И что вы сказали?

— Я сказала, что все время сидела в машине и ничего не видела. Как он и приказал говорить.

— Зачем вы солгали?

— Он сказал, что если я скажу правду, то никогда не увижу свою дочь.

— Понятно. Дальше вас отвезли на Лубянку и стали допрашивать?

— Да.

— Понятно, а что они хотели узнать? Кто был в вашей квартире и расстрелял сотрудников НКВД?

— Нет. Я сама удивилась, но меня спрашивали только о бумагах Каменева.

— Что вы ответили?

— Что понятия не имею, где эти бумаги.

— А на самом деле?

— На самом деле они все время находились в тайнике в подсобке на Большом Гнездниковском.

— А где они сейчас?

— Их у меня нет. Все рукописи Каменева и бронзовые пластины я отдала Льву еще в 1945 году.

— Это он нашел вас в Германии и сделал новые документы?

— Да. Он нашел меня через американское представительство Красного Креста в Берлине. Они же и выдали мне новые документы и привезли к шлагбауму КПП советской зоны оккупации, где меня встретил Лев.

— То есть вы утверждаете, что передали все бумаги Каменева Тетерникову и больше их не видели?

— Почему? Видела. Я вам говорила, что мы поженились в 47-м, но жить стали вместе сразу, как вернулись из Германии. Тетерников почти десять лет потратил на окончательный перевод текста. Он, в отличие от Каменева, никогда не имел способности к языкам.

— Вернемся в 1937 год. Расскажите, что было дальше?

— А дальше я родила девочку. Назвала ее Лиза в честь своей мамы. Ее сразу забрали у меня в Дом малютки. А я отправилась в лагерь в Мыюте. Самое страшное было то, что через восемь месяцев туда же приехал начальником Урбонас. Это был настоящий ад. Я даже хотела несколько раз покончить с собой. Он почти каждый день вызывал меня и насиловал прямо в кабинете. Ему доставляло удовольствие унижать меня, ведь я знала его тайну.

— Что он хотел от вас?

— Он хотел знать, где архив Каменева. А что я могла ему сказать? Предать память отца моего ребенка? Тем более я ему не верила.

— Он обещал найти вашего ребенка и помочь воссоединиться с дочерью?

— Да. Только я почему-то всегда знала, что отдай я ему архив, и в тот же день меня закопают на местном кладбище в общей могиле без опознавательных знаков. У нас умирали десятками от пневмонии, туберкулеза, разных инфекций, а лечить нас, «врагов народа», никто не собирался. Так что расправиться со мной он мог запросто. Никто бы ничего и не заподозрил. Он там был бог и царь. Хотя я и сама бы удавилась, если бы не дочь. Найти ее стало смыслом всей моей жизни.

— Как вам удалось найти ребенка?

— Мне помог Тетерников. Простите, но после того, что вы мне рассказали про анонимку, язык не поворачивается называть его по имени.

— Давайте вернемся в Мыюту. Скажите, как вам удалось осуществить побег?

— Мне помог молодой лейтенантик, заместитель Урбонаса. В соседнем бараке умерла от тубика, простите, от туберкулеза Маша Рассказова. Не дожила до УДО всего один день. Лейтенант устроил так, что я по ее документам вышла на свободу, а Рассказову девчонки зашили в брезент и похоронили под моим именем. Риск, конечно, был огромный, но Урбонаса как раз вызвали в управление, и за него на хозяйстве остался лейтенант.

— Вы не пытались разыскать после войны этого лейтенанта?

— Нет. Я знала, что он погиб под Юхновым. Свидетелем его смерти был Тетерников. Так что лейтенант этот спас меня во второй раз, рассказав Тетерникову, что я жива и под какой фамилией меня искать. Видите, как бывает, а я даже, как звали этого лейтенанта, не запомнила, — горько вздохнула женщина.

— Вернемся к архиву. Значит, вы утверждаете, что архив, равно как и элементы скифского щита, Тетерников забрал с собой в экспедицию на Алтай?

— Совершенно верно. Видимо, там черти и прибрали обратно эту проклятую железяку.

— Но на месте гибели вашего мужа и дочери рукопись и части щита найдены не были. Как вы можете прокомментировать это?

— А никак, — пожала плечами Тетерникова. — Где-нибудь лежит себе и гниет потихоньку. А может, и ваши прибрали. Тетерников говорил, что щит этот — прямая дорога к вечной жизни и богатству. Вот он и пожил… — горько улыбнулась Маргарита Петровна.

— Давайте поговорим о вашей немецкой эпопее, — как можно беззаботнее спросила я и сразу заметила, как тень пробежала по лицу женщины.

— Немцы погрузили вас в вагон и отправили в Германию. Что было дальше?

— На станции Знобь нас отсортировали, загнали в вагоны для скота и отправили в Брест-Литовск. По дороге из еды выдавали полбуханки хлеба на пять человек. Там провели дезинфекцию и отправили дальше. В декабре выгрузили в Берлине. Построили и повели. Трудовой лагерь находился в районе Баумшуленвег. Жили в бараках по 24 человека. Кормили нас брюквой, шпинатом и картошкой, на ногах мы носили деревянные колодки, а на рукаве голубую повязку с надписью «OST».

— Маргарита Петровна, старайтесь не отвлекаться на второстепенные детали.

— Хорошо, тогда спрашивайте вы.

— За какие провинности вы оказались в концентрационном лагере?