Нулевая гипотеза

— Начиная с 44-го года нас гоняли на разбор завалов после бомбежек. И однажды в руинах мы нашли целую пачку продуктовых карточек. Но мы не знали тогда, что они погашены, и пошли с ними в магазин. Там все вскрылось, и хозяин магазина вызвал полицию. Нас отвезли в участок. А оттуда в концлагерь Берген-Бельзен в пригороде Целле. Там меня и нашел герр Baiberfell. Бобер — так его звали все наши. Он сдался в плен и работал на немцев. Но не для проформы, а по-настоящему, не за страх, как говорится, а за совесть. Я сразу узнала его. Это был водитель начальника 7-го управления ГУЛАГа. Он приезжал к нам с проверкой в Мыюту. Урбонас тогда отдал меня и еще одну девушку им на ночь. Порезвились они тогда хорошо, а я полгода в синяках ходила. Меня они отделали так, что даже Урбонас меня месяц не трогал. А в концлагере его боялись как огня, и если он забирал кого-то из барака для беседы, то этот человек никогда не возвращался. Иуда не жалел ни женщин, ни детей.

— Описать его сможете? — спросила я.

— Отвратительный тип. Высокий, под метр девяносто, на вид лет тридцать, лицо широкое, тяготеет к квадратной форме, тяжелая нижняя челюсть. Взгляд недобрый, оценивающий. Особых примет я не заметила. Ходил всегда в гражданской одежде. Имя — Валерий. Но это не точно. Да вы и сами можете все узнать в архиве. Водитель, сержант, возил начальника 7-го управления ГУЛАГа.

— Хорошо. Что он хотел от вас?

— Во-первых, он тоже сразу узнал меня и сразу пригласил на беседу. Там расспросил про меня все и неожиданно вернул обратно в барак. Через две недели у нас состоялась еще одна встреча. Он спросил, хочу ли я жить, и дал подписать несколько бумажек. В суть расписок я не вникала.

— Почему вы решили тогда, что это были именно расписки?

— Ну а что еще это могло быть, как не согласие на добровольное сотрудничество с фашистами? Он был далеко не дурак и, посмотрев мои документы, сразу все понял. Что никакая я не Рассказова, а Федорова. И сразу объяснил, что ждет меня на родине за побег из лагеря. Я все поняла.

— А что он хотел от вас?

— Вы будете удивлены, но то же, что и все. Архив Каменева.

— А откуда вообще немцы могли узнать об этих бумагах? Как думаете?

— Не знаю, — развела руками Тетерникова. — Возможно, от самого Каменева.

— Вот сейчас не поняла, поясните.

— А что тут пояснять? Вы могли бы и сами догадаться. Вы же знаете о его экспедиции на Тибет в 1932 году? Я сама там не была, но знавала одного человека, который был там и даже водку с немцами пил.

— Вы хотите сказать, что маршруты экспедиции Каменева и экспедиции штурмбаннфюрера СС Эрнста Шеффера пересеклись в Гималаях в 1932 году?

— Этого я не знаю. Но думаю, что человек, который мне это рассказал, врать бы не стал, — пожала плечами Маргарита Петровна.

— Кто этот человек?

— Теперь уже неважно. Он погиб во время войны.

— Но тогда получается, что Каменева хотели арестовать за реальную измену Родине? — удивилась я.

— А вы что же думаете, что тогда хватали людей просто так? Ошибаетесь, милочка, — разозлилась Тетерникова, — все не так просто. И НКВД, поверьте мне, вашей конторе сто очков форы дало бы. Вот так!

— Успокойтесь, пожалуйста, и вспомните, вы встречались с Бобром-Валерием, назовем его так, после войны?

— Нет. Перед освобождением лагеря англичанами он ушел с немцами. Больше я его не видела. Наверное, сгинул, нелюдь.

— Ну хорошо. Вот мы с вами незаметно и подошли к третьей части Марлезонского балета, — сказала я, доставая листок бумаги в прозрачном файле.

— Что, простите? — не поняла Тетерникова.

— Да это я так, — вздохнула я, — о своем, о девичьем. Я сейчас оставлю вам копию одной банковской выписки и пойду покурю, а вы пока ознакомитесь и соберетесь с мыслями. Вопросов у меня еще будет очень много. — С этими словами я протянула файл растерянной женщине и вышла из палаты.

Москва, Лефортово, медсанчасть, ноябрь, наши дни

— Ну что, продолжим? — спросила я, заходя в палату и взглядом оценивая произошедшие с Маргаритой Петровной перемены. Она сидела на кровати, вцепившись в матрас так, что побелели костяшки пальцев, остановившимся взглядом глядя на оконные решетки.

— Полноте вам, здесь всего второй этаж, так что, если вы решили выпрыгнуть из окна… впрочем, решетки тоже сделаны на совесть.

— Чего вы от меня хотите? — продолжая смотреть в пустоту, осипшим голосом спросила Тетерникова.

— Ну, вы ведь женщина умная и должны понимать, что сама по себе вот эта бумага, — я протянула ей копию ее согласия на сотрудничество с немцами, — особо ничего не значит. Я понимаю, что в концлагере вы оказались в условиях, в которых девять человек из десяти поступили бы так же. Но вкупе с регулярными перечислениями на ваш счет просто баснословных денежных средств ваше согласие работать на немецкую разведку приобретает совершенно другой смысл.

— Да вы с ума сошли! Вы что, думаете, что я работаю на немецкую разведку? Тоже мне, нашли шпиона! Вас, наверное, уже можно поздравить с очередным званием? — прорвало Тетерникову. — Просто неслыханно!

— Хватит ерничать! — рявкнула я, и женщина притихла.