Нулевая гравитация. Сборник сатирических рассказов

Спасибо за чудесный вечер, миссис Вассерфинд. О, и имя, которое вы пытались вспомнить ранее, когда мы обсуждали жизнь Эмили Дикинсон, – это Бронко Нагурски[83]. Вышел отсюда как раз вовремя. «Черепные хлопья» начинают переставать действовать. И все же я без сомнения был звездой на вечеринке. Придумал сыр Гауда. Мыло из лавы. Угадал Лео Горси[84] и Жюльена Сореля[85]. Удалось дословно пересказать речи Демосфена. Вспомнил ресторан Schrafft’s на 57-й и 3-й. Напевал музыкальную тему Муси Пауэлл[86]. Угадал Менахема-Мендла Шнеерсона[87], «Сыновей пионеров». Кровавый джип. Итак, где я, черт возьми, припарковал свою машину?

Извините, никаких домашних животных

С того самого момента, как Демосфен вытащил камешки из своего рта, вскарабкался на трибуну в Афинах и завел толпу плебеев своим вдохновляющим красноречием, стало ясно, что слова, произнесенные с напором, обладают драматической силой, способной взволновать людей до глубины души. Стоит только представить Линкольна в Геттисберге, Уинстона Черчилля, сплотившего осажденных британцев под массированной бомбардировкой, Рузвельта, дерзко противостоящего самому страху, не говоря уже о том, что The Huffington Post назвал двадцатью словами, которые «возможно, являются самыми важными из сказанных Майли Сайрус».

По всей видимости, встреча прессы с эротически провокационной суперзвездой попала в список тем, касающихся страны, с точностью ракеты с тепловым наведением, и ее заявление, провозглашающее необузданную чувственную свободу, достойную Томаса Джефферсона или гражданина Тома Пейна[88], гласило следующее:

«Я готова буквально ко всему, что является добровольным и не включает в себя животных…»

Этот похотливый манифест, едва не граничащий с зоофилией, напомнил мне откровенные размышления другого знакомого мне вольнодумца, но здесь я должен отступить и позволить даме самой рассказать про весь этот зловещий сыр-бор.

Ох, ничего себе, жизнь – действительно непредсказуемая штука. Кто бы мог подумать, глядя на эти старые домашние фильмы, на которых маленькая Эмбер Грабник резвится на зеленых лугах со своим золотистым ретривером по имени Робкий, что самый первый альбом, который она запишет для Autopsy Records, станет платиновым. Я не говорю, что обложка, на которой тело вашей покорной слуги не скрывает ничего, кроме повязки на руку с эмблемой гестапо, не подняла продажи ни на йоту, потому что – давайте признаем это – я довольно горячая цыпочка. Не то чтобы я сложена как те сногсшибательные малышки из Victoria’s Secret, чьи формы безоговорочно доказывают существование Бога. Нет, мой тип шарма – это привлекательность девушки по соседству, умной, ценящей семейные ценности и готовой играть свою роль.

Ох, ничего себе, жизнь – действительно непредсказуемая штука.

Мой первый менеджер, Вакси Слизмэн, не мог удерживать свои руки при себе. Он увидел меня, когда я пела с рок-группой «Токсичные отходы» в «Растущей опухоли», заведении в центре города. Между прочим, это не Вакси лишил меня девственности, как говорят ложные слухи, потому что я оставила невинность гораздо раньше в остановившемся лифте в мотеле Dry Heaves, по любезности Лютера Хэдкейса, солиста группы «Свиной грипп». Но именно Шарки положил начало моей карьере певицы. И я должна сказать, что за те шесть месяцев, что мы были любовниками, он научил меня нескольким очень интересным новым позам, которые, я думаю, он перенял с фрески в храме в Мумбаи. Шарки был тем, кто познакомил меня с Найджелом Пилбимом, великим британским A&R-менеджером[89], который был движущей силой моего первого альбома. Я помню, как была ошеломлена, когда во время чаепития он и его любовница, леди Бинкурд, предложили ménage à trois.

Конечно, я была шокирована, потому что я по большей части застенчивый человек со строгим воспитанием воскресной школы, и мне было очень трудно преодолеть свою природную скромность и все же достать несколько цепей и вибратор, которые случайно оказались в моей сумочке. Когда мой альбом выстрелил, я уехала из Нью-Йорка в большое концертное турне, и именно тогда встретила мирового плейбоя Порфирио Мошпита, у которого был свой частный самолет, и он быстро сделал меня членом клуба высокой мили[90]. Он поставил самолет на автопилот и занялся со мной сексом на высоте сорока тысяч футов. Затем он взял управление на себя, и я увлеклась автопилотом. Порфирио был поглощен всей этой тантрической историей и мог заниматься любовью вечно. Однажды мы делали это шестнадцать часов подряд без перерыва, и когда все закончилось, я стала искать его в постели, но там была только небольшая кучка пыли.