Нулевая жертва

– В восемь часов мы были на остановке.

– То есть автобус идет не до больницы?

– Нет, конечно! – воскликнула девушка. – Он останавливается рядом, на шоссе, а дальше до больницы мы шли пешком.

Юмин знал об этом, просто делал вид, что ни черта не смыслит в этих деталях. Так проще для обеих сторон. Обычная психологическая уловка, не более.

– Хорошо. Вы приехали на остановку в восемь утра. Сколько идти до самой больницы?

– Минут десять, – быстро ответила студентка, хлопнув большими ресницами. – А рабочий день начинался с половины девятого.

Юмин сделал вид, что конспектирует, но на самом деле он просто поставил галочку возле списка ответов, которые были даны девушкой ранее.

– Сколько длилась практика?

– Весь рабочий день, до восьми вечера.

– То есть, – подытожил Юмин, – смена персонала происходит в восемь часов, два раза в сутки?

– Типа того, – неуверенно ответила студентка.

Все сходилось. Юмин также спросил у студентки, в каких отношениях они были с Ладой, на что та ответила, что в хороших. Ничего не отличалось от предыдущих показаний, будто девушка выучила все свои слова наизусть. Но в этом был плюс – значит, она говорит истинную правду, и больше вызывать эту особу на допрос нет смысла.

Юмин учтиво попрощался, сказав стандартную фразу:

– Если что-нибудь еще вспомните, позвоните по этому номеру.

После этого, пожав руку ректору, он удалился прочь.

Пока ему нравилось, как продвигается расследование, все шло по его четкому плану. Не было ни единой детали, которая могла бы выбить его из колеи.

Но что-то все равно смущало следователя.

Глава 11

Он

Лаптев зашел в свой кабинет и бросил пальто в кожаное кресло. Что-то смутило его в обстановке, которую он знал до последней малейшей детали. Лаптев начал присматриваться ко всему, практически застыв на месте. Глаза бегали по кабинету, будто кошка за мышью, и в какой-то момент Лаптев понял, что здесь не так.

Стул, который стоял возле его стола, был сдвинут на три сантиметра. Непростительный жест для уборщицы, которая два часа назад убиралась в его кабинете, о чем свидетельствовал запах хлорки. Лаптев нахмурился. Ему до колик под ребрами не понравилось, что стул не на своем месте. Более того, он ненавидел, когда в его перфекционизм кто-то лез без спроса. Подойдя к стулу, Лаптев аккуратно вернул его в то положение, которое было привычно его глазу, и с облегчением выдохнул.

Педантичность была особой чертой Лаптева. Он не мог позволить себе хаос ни дома, ни на работе, ни в своей внешности. Каждая ниточка в той или иной вещи должна была идеально подчеркивать его и без того достаточно привлекательную внешность. Лаптев знал это и пользовался этим без зазрения совести.

Однако все его связи с девушками заканчивались не лучшим образом. К примеру, последняя его девушка сбежала, отчего Лаптеву, вспомнившему об этом, сразу же стало не по себе. Россыпь неприятных покалывающих мурашек прошлась бурной волной по всему телу.

Контроль. Повиновение. Молчание.

Только так он мог обращаться с теми, кого вожделел, но таких особ ему встречалось не так много. Лаптев подумал, что во второй раз он не упустит владелицу своего сердца и доведет начатое дело до конца.

С этой мыслью он сел за рабочий стол и проверил анализы Лады Табаковой. Девушка была практически в норме, только гемоглобин был понижен. Мысль о том, что Лада в порядке и теперь ему нужно всего лишь поработать с ней психически, опьяняла. Он начал просчитывать в голове новую стратегию завоевания доверия, которое утратил в прошлый раз. Лаптев был уверен, что теперь не ошибется, но в то же время понимал, что действовать придется аккуратнее.

Утренний обход был отдельным ритуалом для Лаптева. В особенности теперь, когда он знал, что его сбежавшая возлюбленная снова здесь, подле него. Пока что он не мог контролировать ее в той мере, как ему хотелось бы, но в скором времени он сможет это исправить. Иван незамедлительно поднялся со стула, поправил свой костюм и халат, а после вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

В больнице было шумно. Каждый божий день душевнобольные люди – именно так он предпочитал называть своих пациентов, потому что был уверен, что режущая правда слаще, чем мягкая ложь, – расхаживали там, где им было разрешено. Эта картина сопровождалась воплями и всхлипываниями, а иногда даже припадками.

Лаптев прошел по коридору до лестницы и поднялся на третий этаж. Пиликнув пропуском около массивной металлической двери, Лаптев открыл ее, и откуда ни возьмись на него набросился худощавый мужичок с проплешиной на темечке.

– Они хотят убить ее! – кричал пациент, брызжа слюной прямо в лицо Лаптеву. – Убить ее!

Лаптев поморщился, но не растерялся. Он сразу же схватил мужичка за предплечье, чтобы тот не смог ему навредить до того, как мясистые санитары подоспеют к «банкету».