Нулевой Архетип

– Сейчас «Трель» стабильна, – продолжил Атрес. – Ремонтной команде удалось поднять ее на двести метров над уровнем Грандвейв, это хорошая высота. На днях прибудут новые двигатели и детали для очистительной системы.

Кейн улыбнулась:

– Должно быть, Линнел сейчас не знает, за что хвататься.

Атрес не ответил, и Кейн заметила краем глаза, как помрачнел Лейбер.

– Вам не стоит обсуждать это сейчас, Аннет. Вы только пришли в себя. Сначала вам нужно восстановиться.

Тревога царапнула внутри, и Кейн нахмурилась:

– Я в порядке, Адам.

Если состояние Линнел ухудшилось за это время…

– Я ваш врач, и я настаиваю, что сейчас не нужно обсуждать дела.

Лейбер хмурился, смотрел на нее, и она уже знала, что не услышит хороших новостей.

– Если Линнел до сих пор не очнулась, вы можете мне прямо об этом сказать. Я взрослый человек, Адам, я не рассыплюсь, и у меня не случится истерики, – Кейн произнесла это спокойно, тщательно контролируя голос, хотя внутри было пусто.

Если Линнел до сих пор не очнулась…

Но ее повреждения были от спирита, теперь, когда появился новый Узел Земли – наверху, над уровнем Грандвейв – может быть, Кейн смогла бы помочь. Смогла бы найти способ…

Надежда внутри боролась со страхом, с нежеланием верить, что…

Лейбер замялся, нервным движением поправил монокль, и этот куцый, будто украденный жест, вызывал безотчетное раздражение. Хотя на самом деле Адам ни в чем не был виноват, он не знал, как ей ответить.

– Доктор Лейбер, – ровно обратился к нему Атрес, – распорядитесь, чтобы Кейн принесли поесть. Я побуду с ней пока.

Она испытала к нему безотчетную благодарность – за его спокойствие, за уверенный властный тон, за равнодушие и за то, что Атрес не стал бы молчать, пытаясь уберечь ее от правды.

– Спасибо. Действительно, Адам, принесите мне, пожалуйста, поесть. Сейчас мне это действительно необходимо.

Мысль о еде вызывала легкую тошноту, но Кейн заставила себя улыбнуться:

– Алан побудет со мной, вам не о чем волноваться. Мне спокойнее рядом с ним.

В прошлый раз, очнувшись в этой же комнате, Кейн сказала Лейберу то же самое. И, как и тогда, она просто хотела, чтобы им с Атресом дали поговорить без свидетелей.

Лейбер помолчал несколько секунд и неохотно кивнул:

– Я скоро вернусь.

– Спасибо.

Она благодарила его искренне – за то, что он согласился уйти.

Впрочем, Лейбер всегда был излишне эмоционален для врача. Слишком не любил делать другим больно.

Когда за ним закрылась дверь, в комнате воцарилось гнетущее молчание, и Кейн долго подбирала слова, чтобы его нарушить.

– Вот уж не думала, что и вы станете меня беречь, Алан, – сказала она наконец.

Атрес на секунду перевел взгляд на окно – мимо снова пролетела птица, кажется, их стало больше на «Трели» – и ответил:

– То, что я скажу, ранит вас.

– Это все равно лучше, чем не знать, – она заглянула ему в глаза, попыталась передать взглядом, как это важно, – пожалуйста, просто ответьте.

Он так и сделал, и после Кейн долго не могла выдавить слова сквозь ком в горле.

Когда ей удалось, она попросила:

– Пожалуйста, проводите меня к ней.

* * *

Над садом висела облачная муть, укутывала его туманом, и темные ветки поглядывали сквозь него, как тени.

Как и в прошлый раз, Кейн куталась в шаль. Как и в прошлый раз, это не спасало.

Атрес шел рядом, молчал, и за это молчание Кейн была ему благодарна.

В воздухе пахло холодом и увяданием, и уже через несколько метров садовая дорожка между кустами роз терялась в молочной белизне.

Было легко представить, что там, за границей белого, ничего нет. Только бесконечный поток тумана – водопадом с края платформы.

Звук шагов казался приглушенным, тихим, и к каждому вдоху и выдоху примешивалась горечь.

Розовые кусты стояли абсолютно голые, будто скелеты самих себя, и Кейн думала о всякой ерунде: кто станет заботиться об этих розах сейчас, доживут ли они до весны – эти некрасивые, упрямые, сильные цветы.

– Это здесь, – Атрес свернул на боковую дорожку и повел Кейн к краю садовой площадки. Он шел уверенно и поддерживал Кейн под руку, словно боялся, что она может упасть.

Простая мраморная плита – белая и пронзительно новая – блестела от влаги и была почти полностью укрыта цветами – лилиями и орхидеями, розами и гвоздиками. Их яркие бутоны казались неуместными и пошлыми по контрасту со строгим серым садом вокруг.

«Линнел Райт. Любящая жена и любимая мать. Покойся с миром».

Строчки были глупыми и наивными, как и все надгробные надписи. И Кейн иррационально радовалась, что они хотя бы не были стихами.

Внизу были выбиты даты жизни и смерти.

Кейн присела рядом, протянула руку и коснулась плиты – камень был ледяным.

– Линнел Райт умерла накануне нашего отлета из Цитадели, – спокойно сказал Атрес. – Она не приходила в сознание.

– Вы знали? – спросила Кейн, и собственный голос показался ей чужим.

– Нет, – ответил Атрес. – Управляющий позвонил на следующий день, мы уже улетели. Он не успел вас предупредить.

Он не стал говорить очевидное: что, скорее всего, Ричард и не хотел предупреждать Кейн. Боялся, что тогда она разорвет контракт с Атресом, и «Трель» останется без помощи.